Вероника - [27]

Инга без особого энтузиазма двинулась в сторону большой спортивной сумки. Там она нашла спички и газеты. Принялись растапливать камин. Вопреки ожиданиям березовые чурбачки не спешили разгораться.

Чего-то им не хватало.

Инга устроилась в плетеном кресле. Ей ничего не оставалось, кроме как, покачиваясь, наблюдать колдовство ее избранника у камина. Газета сгорала, поленья дымились и — все.

— Ну, сходи за бензином, — подсказала Инга, начиная мерзнуть.

— Ага. И дом подпалим. Отец меня потом четвертует.

Ромка долго возился у камина с хмурым сосредоточенным лицом. Наконец догадался оторвать от поленьев куски бересты и подсунуть их снизу. Пламя занялось.

Но в общем настроении уже что-то рассыпалось.

Инга не могла понять, что именно. Первоначальный настрой, что ли?

Они смотрели на пламя и не знали, что делать дольше. Дома холодно, нагреется не скоро, а ноги уже замерзли, хоть чечетку выбивай.

— Давай выпьем, что ли, согреемся. — Ромка взял сумку и потащил ее на кухню. С полдороги вернулся. — Вообще-то там холодно, давай здесь. — Он доставал и протягивал Инге бутерброды, термос с горячим чаем, яблоки. Она не знала, что со всем этим делать, и потому складывала себе на колени. Огонь согревал ноги, а спина мерзла. Роман налил водки в крышку от термоса.

— Я водку не пью, — поспешно вставила Инга, едва представив, как холодная и противная жидкость обожжет внутренности. От этой мысли ей стало еще холоднее.

— Тогда выпей чаю с коньяком.

Ромка залпом выпил свою водку, в освободившуюся крышку плеснул коньяк и залил его чаем. Инга с сомнением приняла из его рук горячую пластмассовую крышку.

Спасительный напиток вскоре сделал свое дело:

Инга наконец стала чувствовать свои заледеневшие ноги, тепло достигло кончиков пальцев и потекло в обратном направлении — к груди, к рукам, в ладони.

Лицу тоже стало тепло. Роман сбросил дубленку, Инга последовала его примеру. Ей хотелось вернуть свое авантюрное настроение.

— У вас тут довольно мило, — прощебетала она, сползая с кресла-качалки. Взгляд у Ромки сделался влажновато-мутным.

Словно не замечая его пристального внимания, Инга двигалась по комнате, разматывая шарф, поправляя плед на диване. Плюхнулась на диван, капризно вытянула ножку в новом мягком австрийском сапожке.

— Помоги мне.

Ромка, не поднимаясь с пола, подвинулся к ней.

Почти подполз. Усевшись на полу напротив ее ног, осторожно расстегнул молнию на сапоге и освободил ногу. Инга вытянула вторую. Второй сапог он снимал медленнее. Инга с интересом наблюдала за манипуляциями своего кавалера. Она чувствовала свою власть: чуть пошевели она сейчас пальцами ноги — и его руки задрожат и станут влажными. Инга из озорства проделала это небольшое невинное движение. Вынув ногу из сапога, Ромка обхватил ее руками, и, действительно ставшие влажными, его ладони тяжело поползли в направлении колена. Пальцы изучили коленную вмятину и двинулись дальше. Но Инга вынырнула из его рук и отползла в угол дивана. Ромка, отложив сапог, двинулся следом.

— Здесь мало места, — прищурившись, изрекла она и ускользнула из его объятий.

Ромка послушно поднялся и попытался разобрать диван. Но тот, то ли от старости, то ли его давно не разбирали, раскладываться не хотел. Ромка дергал его и так и сяк, заходил сзади, спереди, сбоку — безрезультатно. Инга исподлобья наблюдала за его потугами. Мышцы под его рубашкой ходили ходуном, худое тело дергалось от усилий, весь его облик выражал нетерпение и раздражение. Инга поморщилась. Он разбирал диван так же, как разжигал камин. Его нервозность и неловкость нарушали тот радужный сценарий, что сочинила себе Инга.

Теперь диван не желал ни раскладываться, ни складываться — торчал углом. На него уже невозможно было не только лечь, но и сесть.

— В конце концов, у нас есть кровать, — устав от бесполезных усилий, вспомнил Роман.

Инга начинала злиться. Ну и вечерок! Да лучше бы она провалялась дома перед телевизором или потусовалась бы в общаге у Ники!

Она надулась и уставилась в камин. Ромка уселся рядом и попытался разрядить обстановку. Вначале он гладил ее по спине, а затем сел поближе и принялся губами трогать ее ухо. Инга тихо кипела. Вероятно, он думает, что она тащится от ощущений. Его рот, пахнущий водкой, вызывал отвращение. К тому же мокрое ухо не добавляло кайфа.

— Инга, ты обиделась?

Инга молчала. Действительно, обижаться не на что.

— Тебе холодно?

Она отрицательно мотнула головой.

— Тогда, может, ты хочешь есть?

— Не хочу! — буркнула она. И угораздило же ее припереться в эту глушь с увальнем Ромкой! Здесь даже хлопнуть дверью и красиво уйти не получится — до Москвы чуть ли не сотня километров. Сиди теперь и «наслаждайся»! Что это с ней? Может, она просто нервничает? Вот уж сестра Ника на ее месте небось не терялась бы со своим Колей, наверняка весело бы провела время. Инга повернулась к Ромке и пристально посмотрела ему в лицо из-под полуприкрытых ресниц.

Ромка сглотнул, пытаясь понять ее взгляд. И понял его однозначно. Поднялся и поднял Ингу на руки.

Когда он нес ее наверх по скрипучей лестнице, она чувствовала, что нести ему тяжело, руки дрожат от напряжения и дыхание становится неровным. Она мысленного ругнула себя за излишнюю наблюдательность.