Верные враги - [22]

Будем считать это платой за мою ночную глупость.

Дверь бестолково задергалась туда-сюда, потом наполовину приоткрылась, явив плотно обтянутый шубейкой зад. Сгорбленный перед был занят двумя бугристыми торбами, не выпущенными из загребущих рук даже ради дверной ручки. По всей видимости, Шалиска завернула к нам на обратном пути с рынка.

Кое-как протиснувшись сквозь дверной проем, бабка бухнула торбы на пол и, с кряхтеньем разогнувшись, повернула ко мне румяное личико с сияющими глазами. Город стоял на ушах, захлестнутый слухами один чуднее другого, и Шалиска блаженствовала, как дорвавшийся до дохлого дракона стервятник.

— Слыхали?! — прямо с порога начала она. — Страсти-то какие деются! Уже и посередь города от волкодлаков спасения нетути! Прям аж хоть ты на улицу носа не кажи!

«Попробовал бы кто тебя дома удержать, — мрачно подумала я, — потом бы полгода на наши снадобья работал!» Но почему именно волкодлак, то бишь оборотень? Не вурдалак, не жмырь или еще какая трясца? Из-за меня? Но ведь ту тварь тоже видело немало людей, причем в освещенной корчме, а не мельком в переулке…

Бабка, не спросясь, плотненько обосновалась на стуле. Знахарю ничего не оставалось, как предложить ей чаю и пяток уже с месяц валявшихся в шкафчике сушек, отказаться от которых Шалиска и не подумала. Одну она старательно макала в чашку, а остальные между делом по штучке перетягала в карман. Впрочем, есть ей было и некогда — рот у нее не закрывался ни на секунду.

Слушала я ее не то чтобы вполуха — в одну десятую. Тогда число жертв и сопутствующих охоте убытков вроде уроненного на ногу камня или по ошибке отмутуженного пьянчуги (которого угораздило предстать перед согражданами на четвереньках и в волчьей шубе) хотя бы приблизительно соответствовало истине. Впрочем, в бабкиной болтовне проскользнула и дельная информация: городские ворота уже с час как открыты, хотя стража при них усилена вдвое.

— Так всё-таки поймали они волкодлака? — удивился знахарь.

— Не-а, утек… — с кровожадным сожалением протянула бабка. — Зато прознали, кто это был!

Вернее, нашли козла отпущения. Кого, интересно? Шалиска только и ждала, когда я вопросительно подниму на нее глаза.

— А колдуна того белоглазого с окраины помнишь? Сразу он мне не понравился, с первой же минуточки, как я его той весной на нашей улице увидала! Я тогда соседке так и сказала: «Помяни мое слово, Щупишна, наплачемся мы ишшо от него!» Вот оно по-моему и вышло!

Ого! Я снова уткнулась взглядом в ступку, чтобы не расхохотаться бабке в лицо.

Глаза у Вереса были самые обыкновенные, серо-сине-зеленые. Иногда — светло-серые, иногда — серо-голубые. Один раз, в солнечный денек, я подловила его на чисто-голубых. Но в сочетании со смуглой кожей и черными волосами они казались прозрачными, как озерная вода. Для колдуна — самое то. Теперь, как выяснилось, и для «волкодлака».

Интересно, что и кому сказала Шалиска после первого взгляда на меня? Наверняка подстраховалась, чтобы потом вот так же торжествующе покаркать!

— Так его же мужики еще осенью дубьем забили, — равнодушно отозвалась я, мерной ложечкой зачерпывая из банки с толченой ивовой корой.

— Забьешь эдакое паскудство, держи карман шире! Тела же так и не нашли, небось отлежался и убег! Волкодлаки — они живучие, покуда голову заступом не отрубишь, толку не будет!

— Проще всего, конечно, отсечь ей голову. Но если у тебя только один меч, выдергивать его слишком рискованно. К тому же профессионал тем и отличается от любителя, что знает несколько путей достижения цели. У оборотня есть еще около десятка уязвимых точек. Вот возьми мой охотничий нож и сбегай во-о-он к тому осинничку…

Я поймала себя на том, что машинально прижимаю левую ладонь к середине груди чуть пониже ключиц. Шалиске этот жест неподдельно польстил — ага, до самого сердца бабкин рассказ пробрал!

Верно. До сердца.

Я отдернула руку, досадливо тряхнула головой и раскупорила вторую баночку.

— А утром было нам знамение великое, — непробиваемым речитативом частила Шалиска, — токо-токо рассвело, как посередь ясного неба откель ни возьмись выпал на площадь град из ворон колелых! Да не просто на лету издохших, а еще и насквозь в единый миг просмердевших!

Порошок сыпанул мимо чашки. З-з-зараза… Ну конечно, собственноручно выгребать падаль из клетки «добычливый» ловец не стал — поскорее телепортировал куда подальше.

— И что же они знаменовали? — чуть более раздраженно, чем следовало бы, поинтересовалась я.

К счастью, Шалиска отнесла и это, и мое предыдущее злобное шипение на счет запорошенной столешницы.

— Сам верховный дайн из храма Икорена Всевидящего прибежал на божий знак поглядеть, уж он-то нам его без запинки растолковал! Дескать, погрязли мы в грехах, аки воронье пустоголовое, что единым мигом живет, и ежели помрем ненароком, то так же наши души смердеть будут, и заказан им ход на небеса до скончания веку…

— То-то очередь в храм на полгорода растянулась, — скептически фыркнул хозяин. — Спешат души на всякий случай простирнуть, по серебрушке с носа. Этот верховный дайн, кстати, раньше зазывалой в ярмарочном балагане работал, мы с ним вместе карьеру начинали — я там рядышком приворотными зельями с лотка торговал… эх, славное времечко было… — Знахарь мечтательно потеребил бородёнку и тут же спохватился: — А ты не отвлекайся, Шелена, тебе еще до обеда надо Храйку иссопные капли отвезти, а то потом придется по корчмам его искать! Где, кстати, кляча твоя?