Вернувшийся к рассвету - [51]

Я прошел к столу, дождавшись приглашающего жеста, чуть развернул стул, чтобы вечернее солнце не светило мне в глаза, пододвинул пустую пиалу к заварочному чайничку. Когда чай заплескался вровень с краями чаши, я пояснил:

— На пиале орнамент, амак Абдулахад, точно такой же как вышивка на румолоах, ну ваших платках мужских. И на твоем. Только не знаю — горный или равнинный это узор. А у таджиков нет имени Азамат, зато есть Абдулахад, переводится с арабского как слуга Всевышнего.

— Не слуга, раб Всевышнего, Дима. Ну, ты и кушти бобота, Дима Сова! Сильно ты удивил меня, старого дурака! Я уж подумал, что мой Немой тебе рассказал, за его здоровье бояться начал.

— Немой, как обычно, слова не произнёс. И я совершенно не старался, тебя удивить амак Абдулахад, само получилось. Или лучше называть по-прежнему — дядя Азамат? Как здоровье твоих родственников, позволь спросить? Как сам ты себя чувствуешь?

Азамат, соглашаясь, прикрыл веки, усмехнулся и долил себе чаю.

— У нас, там…. — Азамат махнул рукой в сторону — у нас о делах говорят не сразу, Дима, и ты правильно начал разговор. Всё верно. Чай люди пьют, здоровьем родных интересуются. Но тут не моя родина, а тебе скоро будет нужно возвращаться в больницу. Оставим долгие речи в стороне. Ты хотел со мной встретиться, поговорить о чём-то. Твой друг Длинный мне сказал об этом. Говори.

— Хорошо, дядя Азамат, как скажешь. Проблемы у меня возникли с Фредди, на территорию он мою залез с разрешения Князя. Со мной Князь разговаривать не станет, ты сам это понимаешь, дядя Азамат. Хочу тебя попросить решить этот вопрос — я под тобой хожу, следовательно, мои проблемы это немного и твои проблемы.

Азамат дослушал, отпил из пиалы и посмотрел куда-то в сторону, на полку. Почти сделал попытку привстать со стула, но не стал заканчивать движения, а ответил мне

— Это не совсем так, Дима. Ты ведь не вор и не мой человек, ты обычный спекулянт, фарца, пусть и юноша ты не очень обычный. Ты платишь мне, Фредди тоже будет платить мне. Какая для меня разница, кто именно будет платить? Все деньги одного цвета.

Я немного помолчал, формулируя ответ, но взамен задал вопрос:

— Тебе когда надо снова на зону отправляться, дядя Азамат?

— Зачем ты об этом спрашиваешь, Дима? Я некоронованный и не смотрящий, мне в этом нужды нет.

— Разве?

Азамат посмотрел на меня задумчиво, встал из-за стола, загремел чайником, доливая в него воду, включил газ. Вернулся за стол и достал с полки стеллажа пухлый пакет, свёрнутый из газеты «Труд». Щелчком выбил папиросу из лежащей на столе пачки «Беломора», прикусив зубами, ловко стянул с гильзы цилиндрик папиросной бумаги. Зашуршал разворачиваемой бумагой, перетёр кончиками пальцев щепотку измельчённой зелёной травы.

— Тебе не предлагаю. Знаю, ты не куришь.

— Не курю. Но это и не табак. Голова у меня сильно болит, а анаша, то есть каннабис снимает боль. Думаю, от пары затяжек я на «измену» не присяду.

Азамат вновь задумчиво поглядел на меня, но промолчал, продолжая размеренно набивать «косяк». Забил, долго раскуривал, выдохнул. Протянул мне. Трава была пересушена, дым драл горло и заставлял слезиться глаза. Но цепляла. После второй затяжки я отрицательно мотнул головой. В моём состоянии мне вполне достаточно. Азамат докурил остатки и тут же сделал себе ещё один, совсем не большой. Затянулся и одновременно с выдыхаемым дымом обратился ко мне:

— Ты очень плохо поступил в своём лагере, Дима. Не по понятиям, не по-людски и непонятно для меня. Словно это не ты там был, и не тебя били по голове. Совсем другой Сова. Я узнавал, с людьми говорил, с ментом одним. Не понял твоего поступка. Ты шел одной дорогой и вдруг свернул. Окрас поменял. Я замечал за тобой, меняешься ты. Я думал, ты растёшь, совсем мужчиной становишься, но это не то. Поэтому, я очень долго думал, что делать, когда ко мне пришел Фредди — отказать ему или нет. Он пришел, как ты уехал. Раз пришел, два пришел. Стелился, как трёх рублёвая шлюха перед мной. Потом от Князя человек пришел, за него говорил. Я два дня думал. Решил отдать этот вопрос на волю ветра и отправил его к Князю. Князю не нравишься ты, слишком у тебя острые зубы и голова умная. А он хорошо чувствует опасность. Ты пока маленький, но он знает, что ты вырастешь. Ты для него тоже непонятный. Очень не понятный. Он не знает, что от тебя ждать.

Азамат остро глянул на меня, выныривая из клубов дыма и протягивая мне скворчащий и потрескивающий «косяк». Ладно, можно ещё раз. Я затянулся, вернул обратно, молчал и ждал, что он скажет ещё.

— Твоим пацанам, Фредди, Артуру и многим другим, кажется, что они тебя понимают. Дела, бабки, шмотки. Семью кормишь. Хорошо кормишь. Сестрёнки красавицы вырастут, мама твоя, да продлит Аллах её годы, поздний персик стала — зрелая, сочная, совсем красивая женщина, мужчины оглядываются. Ты опора их, надеются они на тебя, ты их мужчина с которым жизнь превращается в цветущий сад. Но ты не такой на самом деле. Ты чужой и для них, и для всех, и для себя. Иногда мне кажется, что в тебе сидит шайтан. Седой совсем, мудрый, но не весь. Не целый. Половинка.