Вернуться живым - [43]

– Конечно! А не то голый Головской с каской на голове заведет нас в голую пустыню, – засмеялся я родившемуся у меня каламбуру.

– По-моему, он без мозгов в этой голове, – ухмыльнулся Мандресов и крикнул механику:

– Боец! Тормози!

Я посоветовал взводному аккуратно исправить ошибку, чтобы нам не досталось нагоняя от начальства.

– Саша! Сделай большой разворот и быстрее возвращайся на стоянку, откуда мы уехали.

Мандресов присел возле механика, держась за ствол пушки, и принялся управлять механиком, указывая направление, а я замахал руками следующим за нами машинам, призывая двигаться в нужном направлении.

Пылящая и дымящая техника поползла за нами, медленно разворачивалась. За Головским увязался только «кунг» комбата. Вдвоем они продолжили погоню за водовозами.

«Ну и черт с ним, балбес слеподырый, у скважины развернется, когда поймет, что едет не туда и сзади нет никого», – подумал я про себя.

Все увязавшиеся за нами экипажи с удивлением наблюдали за этим странным маневром, но, чертыхаясь и матерясь, проделали то же самое. Вереница машин вытянулась в нужном направлении, и вскоре мы были в недавно покинутом лагере. Кто-то из командиров понял, что двигаться нужно в обратном направлении, повернул раньше. Поэтому поток встречных машин прекратился. Возвратившиеся, по команде регулировщика, пристроились за несколькими последними бензовозами и не спеша поехали в сторону Талукана.

– Саня! Давай распределимся по машинам! Я поеду на третьей, сержант Юревич на второй, а ты на первой. На тех двух БМП сержанты совсем молодые, могут растеряться при обстреле.

Взводный согласился, и мы с Юревичем сменили броню. Сержант побежал на шестьсот восьмую, а я на шестьсот девятую.

– Юра, если обстрел – не тушуйся! – наставлял я сержанта, топая по обочине дороги. – Сразу открывай огонь во все стороны из всего, что стреляет! Места для нас новые, незнакомые, «духи» тут наглые и, как я понимаю, непуганые!

– Есть стрелять из всего! – улыбаясь, ответил маленький сержант и, слегка косолапя, побежал на свою машину.

К середине дня мы прошли Талукан, который афганский спецназ, царандой и наш местный разведбат накануне взяли штурмом и очистили от «духов». Вновь короткий привал прямо на дороге. Лонгинов собрал офицеров и сразу накинулся на меня:

– Лейтенант, вы почему бросили капитана Головского?

– Мы его не бросили, он сам убежал от нас, – ухмыльнулся я.

– Что за чушь ты несешь? – возмутился Бронежилет. – Где сейчас зампотылу?

– А бог его знает. Может быть, воду набирает, а может быть, ищет дорогу в Кабул.

– Какую к черту воду? Зачем ему вода?

– Он помчался вслед за водовозками вертолетчиков. Мы его пытались остановить, сигналили, но Головской нас не слушал, был неудержим и гнался за водовозами. Половина колонны увязалась следом – машин сто. Не срывать же армейскую операцию из-за слепого тыловика…

– Надо было его как-то остановить!

– А как? Очередью из пулемета по колесам? Мы его догнали, я руками махал, чтоб он притормозил, а капитан отмахнулся и, наоборот, скорость прибавил.

Бронежилет оторопел и не знал, что сказать. Он ведь собирался нам устроить разнос, а выясняется, что управление батальона само во всем повинно.

– Черт! Вот дурак-то! И куда он помчался? Как все произошло?

– Да эти местные ослы наперерез к колонне поехали на трех машинах, пыль подняли и запутали двух водителей бригады, а Головской рванул за ними. Разберутся и часа через два-три догонят…

Лонгинов был обескуражен, не на шутку встревожился и тихим голосом произнес:

– Лишь бы к «духам» не попали! Чует мое сердце, будем перед особистами отчитываться и в трибунале разбираться…

– Зампотылов просто так не убивают, товарищ капитан! Обычно тыловиками торгуют. Хотя такого толстого и аппетитного могут пустить на шашлык…

Лонгинов разозлился.

– Глупые у вас шуточки! Молись, если умеешь, лейтенант, чтобы с капитаном Головским и бойцами было все в порядке!

– Уверен, с ними ничего плохого не произойдет. С ними БТР сопровождения, а у Головского настолько угрожающий вид! Сидит в каске, обвешанный бронежилетами! Умора! Кто же в бронике в машине ездит – только последний дурак.

– Вы так действительно считаете? – процедил сквозь зубы замкомбата.

– М-м-м, вообще-то, да…

– Тогда объявляю вам выговор за нарушение формы одежды! А конкретно за отсутствие бронежилета! Свободен! – рявкнул Лонгинов и закончил на этой «оптимистичной» для меня ноте разговор.

Володя потянул меня за рукав, увлекая подальше от разозлившегося и матерившегося Лонгинова. Лишь когда мы отошли метров на пятьдесят, Володя накинулся на меня с упреками.

– Ты почему не доложил о происшествии с Головским?

– А чего панику поднимать? Чтобы вся армейская верхушка узнала о том, какой зампотыла бестолочь? Ничего страшного. Поймет, что не туда помчался, и вернется. Не потеряется, пристроится к хвосту какого-нибудь полка.

– И с Лонгиновым ты погорячился, – упрекнул ротный.

– Забавно вышло и глупо. Случайно вылетело про этот бронник. Вырвалось. А слово не воробей.

– Вот-вот! Сколько раз тебе повторять: сначала думай, потом говори! – прорычал Сбитнев.

Я усмехнулся. Вовка прав, я сам виноват.