Вернуться в сказку - [289]

— Ты бросила меня здесь одного! — воскликнул король отчего-то зло. — Почему ты это сделала?! Я так нуждаюсь в тебе!

Хотелось кричать. Плакать. Умолять. Но ничего из этого монарх не мог себе позволить — не позволяло положение, не позволяли те глупые уставы, соблюдать которые от него постоянно требовал Теодор Траонт. Глупости! Зачем ему этот трон, эти богатства, когда он не имеет права даже на то, чтобы сожалеть о ком-либо? Альфонс буквально разрывался из-за переполнявших его чувств и эмоций. Разрывался не только из-за жадности, вдруг пробудившейся в нём, но и от того чувства брошенности, незащищённости, которое раз за разом появлялось в нём всё с новой силой.

Он уже не знал, откуда и когда появилось это чувство. Оно было давно, ещё после того случая с матерью, но теперь все эти ощущения возобновлялись — исчезновение Марии, потом смерть Алесии… Всё это не давало ему покоя. Теперь становилось только хуже, с каждым днём, и он ничего не мог с этим поделать.

Постоянно вспоминалось то время, время, когда он имел возможность к кому-нибудь обратиться за помощью, за поддержкой, когда он мог хотя бы решить проблемы самостоятельно… Теперь всё было иначе. Ал никогда не собирался становиться королём какого-то странного королевства из книжек, которыми зачитывались Мария и Бесси, он, вообще, всегда больше любил детективы, в которых не было всей этой глупой магии и прочих причуд выдуманных миров. Только преступление, преступник и тот, кто преступление раскрывал. Остальное было лишним.

Бесси… Его противная маленькая кузина… Впрочем, не такая уж она была маленькая — кажется, ровесница Марии. Зато противной Бесси была точно. Чего стоил только один её запрет называть её полным именем. Ал порой начинал путаться — называл Марию кратким именем, Бесси полным, за что обычно получал от обеих. Впрочем, что с них возьмёшь, с этих капризных девчонок, толком не понимающих того, чего именно они хотят? Альфонс всё ещё вспоминал ту глупую куклу в синем платьице с белыми оборочками, за оторванную голову которой потом сильно досталось от отца. Как же он ненавидит теперь этих кукол! Прямо терпеть их не может! Бесси ещё тогда ревела на всю улицу о том, какой у неё плохой брат, и отец чуть ли не за шиворот тогда оттащил его в дом. Мария никогда так не делала. Она сама никогда не любила кукол. Правда, немного по другой причине. Фаррел не нравилось то, что ей дарили кукол на праздники, в итоге, разумеется, все эти куклы оказывались в копилке игрушек Розы, а Мария снова лазала по деревьям, разбивала нос и коленки, пыталась драться с Алом (тот после серьёзного разговора с отцом на эту тему старался всячески не позволять ей это делать)…

Бесси… Девочка, которая постоянно следовала за ним по пятам в дни своего приезда в Эйджакс. Девочка, которая находила язык со всеми — с Марией, с Розой, с отцом, с Томом, с Биллом, со всеми остальными. Со всеми, кроме Ала. Бесси, как никто другой, умела вызывать раздражение у нынешнего короля Орандора. Почему только племянница его отца не могла усидеть на месте хоть несколько минуток? Неужели, так трудно было просто посидеть и помолчать немного?

Видимо, Бесси было сложно.

Что Мария, что Алесия были другими. Они умели говорить, любили говорить, но умели и молчать, когда это было действительно необходимо. Ал всегда мог просто помолчать в их присутствии, ничего не слушать, лежать с закрытыми глазами и думать о том, что в данный момент волновало его больше всего. А не слушать эту нескончаемую болтовню, от которой начинала болеть голова. Не слушать этот вечно восторженный громкий шёпот на каждое мало-мальски важное событие и приключение, который так раздражал порой, особенно, когда происходило что-то действительно важное и серьёзное.

Альфонс тяжело вздохнул. Теперь он не мог насладиться даже этим. Даже этим пониманием. Теперь ему оставалось только безмолвие, ощущать которое было мучительно больно. Вот бы снова оказаться на Земле, правда, не потеряв трона королевства Орандор… Вот бы снова увидеть всех их всех, вот бы снова почувствовать их руки, обнимающие его… Нельзя. Не стоит даже думать об этом лишний раз. Это только мучает его. Стоит успокоиться и отпустить. Отпустить их всех. Их троих. Отпустить и понять, что ничего поделать уже нельзя. Стоит только отпустить… Помочь им. И себе.

— За что ты так поступила со мной?! — закричал король вдруг, уже не совсем понимая, к кому обращается — к матери, к Марии или Алесии. — Я больше не хочу видеть тебя! Слышишь?! Не хочу!

Королю кажется, что зеркала вот-вот треснут и разобьются, что осколки полетят на пол, что он сам — растворится в этих осколках. Невозможно… Лишь глупые мысли, которые стали появляться у него не так давно… Стоило как-то избавляться от них, отпустить их, чтобы ему самому стало легче жить…

Фигура молящегося на коленях перед алтарём человека. Человека в белой рясе. Вокруг него разложены цветы. Огромное множество цветов. В комнате не горит ни одна свеча. Только луна светит в приоткрытое окно. Сиреневые блики царят в этой комнате. Сиреневые. Иногда — синие. Вот и всё освещение. Здесь достаточно темно, и на любого, кто вошёл бы сюда, комната произвела бы двойное впечатление. С одной стороны это было очень красиво. С другой стороны — было несколько жутко от этого. От этого безмолвия и от этой молчаливой красоты, царящей в этом помещении…