Вернуться в сказку - [283]

С Моникой она больше ни разу не переписывалась. Точнее, Сара писала однажды в Реондейм, но… Моника не ответила ей. Кажется, сестра не была настроена говорить с ней после того дня. Наверное, это было объяснимо, но… Весьма обидно. Сара чувствовала, что повторного письма ни за что на свете не пошлёт. В конце концов, кто Моника такая, чтобы осуждать её? Да и за что? За нежелание жить в нищете, в которой прозябала семья Эливейт? За нежелание всю жизнь провести в лачуге, с едва хватающими на скудную еду и отсыревшие спички деньгами? За нежелание гнить от болезни, которую можно было бы вылечить, если заняться чем-то более… прибыльным… Саре всегда хотелось вырваться из этого замкнутого круга. И разве теперь кто-то может обвинять её в том, что ей это удалось?

— Помогите, пожалуйста, помогите! — шепчет ей в ответ хозяин дома с такой болью, что девушка не знает, куда ей деться от этого снова возникшего чувства стыда. — Я не знаю, к кому ещё мне обратиться за помощью!

Сара смотрит на него и качает головой. Она не может помочь! Это не в её силах! Если бы только этот Эрик знал, кем может быть наложено проклятье… Тогда можно было бы кинуться в ноги к этому человеку с мольбой о пощаде, упросить его как-нибудь снять это заклинание… Но Сара не знала… И ей казалось, что вряд ли Эрик знает об этом. Девушка не знала, почему именно ей так казалось… Зато, скорее всего, проклятый прекрасно об этом знал. Или, во всяком случае, догадывался. Кого мог так разозлить обычный житель посёлка вроде того, в котором теперь жила Сара?

Впрочем, не ей решать это.

Девушка не знает, что ответить Эрику. Он, видимо, действительно надеялся на её помощь, но… Разве в её силах было помочь тому человеку? Сара теребит свою старую поношенную юбку, почти касающуюся подолом пола, от волнения и от невозможности хоть что-то сделать. Ей вспоминается всё тот же госпиталь, в котором она побывала тогда и помогала делать перевязки. Вспоминаются искажённые болью лица, люди, котором оторвало руку или ногу во время сражений… Теперь война уже закончилась. Как с герцогством Урино, так и с королевством Орандор. Со вторым закончилось, едва успев начаться. И Сара была очень рада этому. Она совсем не хотела снова столкнуться с необходимостью работы в госпитале. Это было слишком тяжело для неё. Эливейт казалось, что она никогда в жизни не забудет глаза того молодого солдата, которому в одном из сражений оторвало обе ноги. Она помнила, как часто не хватало обезболивающего на всех раненых, и от этого проводить операции врачам было куда сложнее. Она не была врачом… Пока только медсестрой, обычной девушкой, которая должна была делать перевязки и назначать сельским жителям лекарство от обычной простуды… Но ей хватало и тех обязанностей, которые были возложены на неё сейчас…

Сёстры тоже часто смотрели на неё так — ожидая помощи и поддержки, как будто именно она была виновата во всём, что происходило, и как будто только к ней нужно было обращаться за помощью. Девушка не знала, почему именно, но такое отношение ей даже нравилось иногда. Она была нужна всем. Хотя бы в некоторые дни своей жизни. На неё всегда смотрели так — словно она обязана была помочь. Эливейт и самой иногда казалось, что всё обстоит именно так — она обязана помогать всем, кто бы не обратился к ней за помощью…

С самого раннего детства она привыкла к этому. Привыкла, что её всегда обо всём просят. Привыкла, что она никому никогда не отказывает в этих просьбах… Отказала лишь однажды. Тогда, когда она должна была уехать в Реондейм. Саре так часто вспоминался тот день, и хоть девушке порой и казалось, что она — жалела об этом, она ни за что на свете не хотела бы что-то в жизни поменять.

Старая серая кофта велика ей, и поэтому её возможно только запахнуть, а не застёгивать на четыре деревянные пуговицы… Сара чувствовала себя удобно в такой одежде, на такой работе… Ей нравилось так жить… Она, действительно, жила всеми этими вызовами, растерянными пациентами, путающими всё подряд, жила этими старыми изношенными вещами, которые были такими удобными… Сара никогда не пренебрегала возможностью помочь кому-то ещё. Пожалуй, не стоит пренебрегать и возможностью помочь этому несчастному перепуганному Эрику. Пусть она не сможет всё сделать так, как нужно, но… Разве не стоит попытаться?

Говорят, от долгой жизни в одиночестве, душа черствеет… Говорят, человек от этого становится грубым, раздражительным, усталым, куда меньше переживает за беды и несчастья других — живёт своей жизнью. Саре хотелось, чтобы это состояние повлияло и на неё, чтобы она куда меньше стала пытаться спасти тех, кого спасти невозможно, чтобы она куда меньше переживала из-за каждого несчастного случая или смерти, которые случились даже не с тем, кто хоть как-то был связан с ней…

За окном дождь льёт как из ведра. Крупные капли скатываются по стеклу, оставляя за собой мокрые дорожки. Они падают так часто, что кажется, что дождь идёт не маленькими своими частичками, а сплошной стеной… В такую погоду пропадает всякая охота кого-то слушать, кого-то слышать. В такую погоду хочется запереться дома в самом тихом месте, накрыться пледом с головой и, не произнося ни слова, читать. Рейчелл так и делает. Она забирается на подоконник — оттуда всё кажется немного светлее — и пытается читать. Девочке хотелось бы уже заснуть, но она не могла оторваться от безумно увлекательной истории о молодом маге, которую подарила ей Сара не так давно… История о том, как кто-то занимается не спасением мира, а научными исследованиями, как ни странно, Рейчелл нравится.