Вернусь к тебе - [15]

— Ты — первая.

И она, более опытная, чем он, поняла, это правда. Она помогла ему, направила его… И все получилось…

Анна хотела спросить после, как он смог дожить до двадцати одного года и не… Но не посмела, когда услышала:

— Анна, я однолюб.

— А когда ты решил им стать? — Она всматривалась в его довольное лицо.

— Когда я залез высоко на дерево…

— Гм… помню. — Она захихикала. — Твоя мама побежала звонить в пожарную часть. Но ее удержали, ей объяснили, что человек не кошка, которая вопит от страха высоты.

— Я тоже хотел вопить, — признался Витечка.

— Брось. — Она не поверила.

— Ты спроси: от чего? — настаивал он.

— Ну, от чего?

— От любви, — засмеялся он.

— Ты что? Правда? К кому?

— Я увидел, что внизу стоит толпа, какие-то крошечные человечки, не больше оловянных солдатиков. Из всех ты одна была похожа на настоящую.

— Я была самая большая? То есть самая крупная, да? — спросила Анна.

— Ага. И я решил, что ты будешь моей женой. Я тебя никогда и нигде не потеряю.

Она хохотала и целовала его.

— Не потеряешь, — обещала Анна, впиваясь взглядом в небо. Оно было высокое, темное, яркие звезды повторяли свет углей костра… Она думала, что у Витечки или природный талант любовника, или воздержание сохранило ему столько энергии. Ей было хорошо с ним. Ничего похожего на торопливую любовь с тем, который…

Поезд стучал холодными колесами по мерзлым рельсам, Анна чувствовала, что дрожит, мелко-мелко. Как будто передразнивает какую-то вагонную железяку, которая обо что-то бьется. Анна едва удержалась от стона. Она помнила, кажется, все, что было тогда, в счастливом начале их жизни вдвоем. Запах костра, поджаренного мяса на вертеле, запах ночных фиалок, которых было столько на полянах в Разбойном Бору, что, казалось, их по ошибке занесли в Красную книгу, им там не место. Сначала она подумала, глядя издали, что это сиреневое марево от люпина. Но когда подошла ближе и когда каждая пора на коже принялась впитывать цветочную сладость, она подумала, что это свадебный букет.

— Витечка! — закричала она. — Посмотри!

Он тоже не мог поверить. Они глядели друга на друга, Анна прочитала в его глазах вопрос, но покачала головой.

— Нет-нет, — сказала она. — Пускай останутся такими, не примятыми…

Так куда все подевалось? Когда? Почему она все дальше отодвигается от него, отгораживается? Убегает?

Она снова услышала Витечкин вопрос, который он задал ей в последний день перед отъездом из Разбойного Бора.

— Помнишь, что сказал Данила?

— Он много чего говорит, — бросила Анна.

— Он сказал, что посеянное на растущую луну хорошо растет.

Она засмеялась.

Но в те две недели они ничего не посеяли. Вернее, то, что посеяли, не взошло.

Потом началась обычная жизнь. Отец Витечки устроил ее на звероферму, что в пятнадцати километрах от Суходольска.

— Ты бросаешь меня в городе? Одного? — спрашивал Витечка.

— Я буду ездить туда и обратно, — обещала она.

— Ради меня, да? — тихо спрашивал он.

— Ну… да, и ради тебя тоже, — отвечала Анна.

— А ради чего не «и»? — спросил он.

— Не поняла. — Она помотала головой.

— Ты сказала, «и ради тебя тоже».

— А, ты об этом. — Она отмахнулась. — Должна же я мыться по-человечески каждый день.

— Понял, — насмешливо сказал он. — Ради ванны и меня тоже. — Он ссутулился и вышел из комнаты.

Но Витечка не умел долго дуться, поэтому через десять минут он просунул голову в двери кухни и спросил, улыбаясь:

— Чем меня покормят?

— Блинами, если хочешь.

— Хочу.

Он догадывался, почему Анна согласилась работать с енотами на звероферме. Он не мог удержать ее. Там она будет получать гораздо больше, чем в городе. Анна работала лаборанткой на кафедре зоотехники в сельхозинституте. Лаборант, даже с перспективой стать преподавателем, — ерунда для нынешней жизни даже в Суходольске. Сам Витечка работал в том же институте, только на факультете механизации, инженером. Ему платили чуть больше, чем ей. Он неплохо разбирался в компьютерах, но те, кому он помогал, тоже сидели без денег.

Анна тогда напекла блинов, они были необыкновенно тонкими, как паутинка, и не рвались.

— Ты так любишь енотов? — спросил Витечка.

— Я писала о них диплом. На практике мы с Данилой проводили учет. Они мне на самом деле нравятся. Раньше енотов на ферме не разводили. Только норок и лисиц. Но сейчас они вошли в моду.

— Ясно. — Он кивнул. — Хотел бы я быть твоим енотом, — засмеялся он. — Может, приготовишь мне клетку?

Анна усмехнулась.

— А вот эта тебе не подходит? — Она обвела руками комнату.

— Подходит, когда ты здесь, — сказал он.

— А я здесь.

Но Анна не могла каждый день приезжать домой. Автобусы ходили плохо, особенно зимой, рано темнело — в декабре в Суходольске вечер уже в три часа дня. Город перевели на московское время вопреки природе, он подчинился, а природа нет.

Они жили почти врозь. Такой брак, потом услышала она, называется гостевой. Сперва она удивилась, а потом подумала: как точно. На самом деле, она живет на звероферме, приезжает в город как гостья. И он к ней. Нечасто.

Может быть, причина еще и в том, что она единственный ребенок в семье, а говорят, что такие люди — трудоголики от природы. А Витечка — второй ребенок в своей, он обречен в паре с такой, как она, оставаться на вторых ролях.