Верность - [6]
Генерал считал Клюсса «своим» и так отозвался об Антонове: «Исключенный студент, фельдшерский сын. Таким одна дорога — в большевики-стрекулисты».
Выше всего генерал ценил происхождение. Ему наплевать, что Антонов образован, владеет иностранными языками. Главное — он не дворянин.
А Якум? Кто он? Говорят, латыш, профессиональный революционер, был на каторге.
Интересно, какие они в частной жизни? Впрочем, это неважно.
Клюсс сожалел, что так поздно встретил этих людей, и твердо решил заслужить их доверие.
Вошел Якум с бумагой в руках:
— Простите, товарищ Клюсс, что долго заставил ждать. Читайте, это мое предписание.
Прочитав, Клюсс сказал:
— Я уже предупрежден, что вверенный мне корабль будет в вашем оперативном распоряжении.
— Представляете ли вы всю сложность обстановки, в которой нам предстоит работать?
— В общих чертах. Я принял назначение на «Адмирал Завойко» без колебаний, так как считаю, что долг каждого русского бороться с интервенцией.
Якум удовлетворенно кивнул:
— Значит, мы можем заключить договор чести: быть верными своей Родине и откровенными друг перед другом?
— Можем, Даю вам слово офицера.
— А я слово коммуниста.
Они крепко пожали друг другу руки.
— Теперь, Александр Иванович, я могу, — Якум понизил голос, — сообщить вам истинные цели экспедиции. Основная наша задача — сохранить за Русским государством Камчатку и прилегающие к ней острова.
Клюсс задумался, потом спросил:
— Что для этого следует делать?
Якум серьезно посмотрел на Клюсса.
— Не допустить соглашений местных деятелей с японцами о каботажном плавании, о снабжении населения продуктами, рыболовным и охотничьим снаряжением, товарами.
— А это может произойти?
— Ознакомлю вас с обстановкой, которая сложилась сейчас на Камчатке.
Порывшись в портфеле, Якум протянул Клюссу бланк:
— Вот прочтите, какую телеграмму послал Ленину в марте этого года Камчатский ревком. В ней яркая картина создавшегося там положения.
Клюсс внимательно прочел документ. Да, положение катастрофическое. Кроме рыбы, все продовольствие ввозилось. В кооперации ничего, кроме муки, нет. Казначейские кассы пусты. Бумажные кредитки совершенно обесценены, имеют хождение только иена и доллар. Пушнину скупают иностранцы, охотское золото всё уходит за границу. Закрылось много школ. Почти прекратилось медицинское обслуживание населения. Аппарат управления не организован. Военной силы нет. Во всей области только 24 милиционера. На рейде стоят японские военные корабли под предлогом защиты интересов японских подданных. Служащие государственных учреждений восемь месяцев не получали жалованья.
— Да, — сказал Клюсс, возвращая телеграмму, — Камчатку можно потерять. Понимаю всю важность нашей миссии.
— Мы должны доставить туда продовольствие и убедить камчатских коммунистов немедленно создать базы на случай возникновения партизанской войны. Передадим им оружие. Оно хорошо спрятано?
— Прятать его не стали, чтобы не привлечь внимания. Все считают, что это наши артиллерийские припасы, погруженные тайно от японцев. И матросы и офицеры будут крепко хранить эту тайну.
— Хорошо, товарищ Клюсс. Могу ли я положиться на ваш экипаж?
— Экипаж сформирован только вчера. Матросов отбирал комиссар флотилии. В подавляющем большинстве это учившаяся молодежь, призванная в 1919 году правительством Колчака. Старых матросов Сибирской флотилии на «Адмирал Завойко» попало только два: боцман Орлов и котельный механик Панкратьев. Из молодых мне рекомендовали радиотелеграфиста Дутикова, машиниста Губанова, комендора Казакова, рулевых Орлова и Дойпикова, фельдфебеля Косова. Офицеров я выбрал сам. А вот комиссар ещё не назначен… Обещаю, что без вас не приму ни одного решения, кроме чисто технических, и все ваши распоряжения будут выполняться. Только очень бы вас просил в жизнь корабля не вмешиваться, с этим я справлюсь сам.
Якум улыбнулся:
— Хорошо, капитан, обещаю не вмешиваться…
Расставшись с Клюссом, Якум вначале почувствовал неуверенность: не сделал ли он ошибку, сообщив беспартийному капитану истинную цель экспедиции. Но, подумав, решил, что поступил правильно. Без капитана, которому можно полностью доверять, пускаться в дальнее плавание в такой шаткой политической обстановке, безусловно, нельзя. Правда, с Клюссом он встретился впервые, но этот морской офицер с решительным взглядом, твердой, уверенной речью и сединой в висках произвел на него хорошее впечатление. «Такому можно верить», — подумал он.
Вернувшись на корабль, Клюсс вызвал к себе штурмана. Штурман молодой, неопытный, недоучившийся гардемарин, да ещё летчик, кажется. Почему он остановил свой выбор на юноше, две недели как получившем самый младший штурманский диплом? Ведь просился Волчанецкий, известный на Сибирской флотилии штурман, человек пожилой, много плававший, преподаватель. Но с Волчанецким Клюссу плавать не хотелось. Хоть и опытный, но типичный моряк торгового флота с принятыми там штурманскими приемами, которых Клюсс не любил. А Беловеский зимою часто бывал в его доме. Клюссу понравилось его стремление к самообразованию, знание двух языков, способность к усидчивому труду. Такого можно и нужно учить, прививать ему штурманские навыки. А потом Беловеский, возмужав, усовершенствовав и развив приобретенный опыт, будет в свою очередь учить молодых офицеров. Так, и только так, идут вперед морские науки, и этот процесс не должны прерывать политические перемены в стране.
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.