Верность - [36]

Вагон был почти пуст. В разных углах дремало несколько полупочтенных англичан, да старый капитан-норвежец раскуривал у открытого окна извергавшую искры трубку. Это был один из двух вагонов для европейцев, у входов висели таблички: «Туземцам вход воспрещен». Прочие же вагоны были битком набиты шумевшими и перекликавшимися китайскими рабочими, торговцами, огородниками и ремесленниками. Наконец поезд пошел.

— Известно ли вам, что это первая построенная в Китае железная дорога, — спросил Купцов, хорошо знавший Шанхай и его историю, — и что строили её дважды?

— Как же это? — заинтересовался Клюсс.

— Ещё в конце прошлого столетия эту дорогу построила англо-американская компания. Когда по ней понеслись пыхтящие и свистящие поезда, население было ошеломлено, а пекинские власти поняли, что скоро вся их огромная и послушная страна будет изрезана железными дорогами. Поезда повезут во все её уголки миссионеров, иностранных купцов, английских солдат. И вот китайский император выкупил у компании чугунку и повелел разрушить её дотла. Теперь ошеломлены были иностранные строители… Но скоро китайцам стало ясно, что лучше жить без императора, но с железными дорогами, пароходами, трамваями и прочим. И вот видите, едем!

Поезд шел среди зеленевших рисовых полей и огородов. Знойный воздух доносил в вагон запахи то удобрений, то зрелых плодов. Часто мелькали деревеньки из нескольких домов с вогнутыми кровлями, крытыми задымленной черепицей. Иногда виднелись огороженные серым камнем гробницы и маленькие кумирни. Вокруг них, сидя на низеньких табуретках с маленькими лопаточками в руках, копались огородники. Кое-где подростки вертели деревянные водяные колеса, поднимая мутную воду в оросительные канавки.

После нескольких коротких остановок потянулись дымные и людные предместья Шанхая, показались желто-зеленые вагоны трамвая. Въехав в Чапей, поезд остановился.

Город оглушил Беловеского. Как только пассажиры вышли на привокзальную площадь, со всех сторон на них обрушилась лавина рикш. Окружив европейцев плотным кольцом, они подняли ужасный гвалт, наперебой предлагая свои услуги. Англичане и норвежский капитан быстро укатили в их легких колясочках. Беловескому, Клюссу и Купцову с большим трудом удалось протиснуться к такси и пролезть в дверцу, распахнутую обрадованным китайцем-шофером.

— Вот так здесь всегда, — сказал Купцов и, удобно усевшись, бросил шоферу: — Forteen Kiukiang, road.[10]

Машина тронулась.

— Каждый рикша, — продолжал Купцов, — должен заработать в день доллар и несколько центов. Доллар заберет хозяин за прокат коляски, а центы пойдут на питание и ночлег. Но даже при почасовой таксе двадцать центов предложение превышает спрос.

— Неужели не противно ездить на людях?

— Эх, Михаил Иванович! — покачал головой Купцов. — Многое здесь противно, да ведь это Азия! Ведь сами видели: и в Японии, и в Китае, и в Тонкине, и в Индии, да мало ли ещё где, — везде на людях ездят. А вы думаете, до появления европейцев здесь на людях не ездили? Ездили, Михаил Иванович, но, правда, только аристократы. Хоть не в колясках, так в паланкинах. Теперь же ездит всякий, у кого есть десять центов. Всюду рикши, от Харбина до Цейлона!

Получив в конторе Центросоюза адрес, Беловеский отправился искать портного. На трамвае он доехал до Сучоу-крик, канала, резавшего надвое Международный сеттльмент, и пешком пошел на Бродвей. Это была неширокая асфальтированная улица с великолепными каменными зданиями. На узких тротуарах бурлил поток спешивших людей. По мостовой нескончаемой вереницей бежали рикши. На мягких сиденьях их колясочек, бесшумно катившихся на двух велосипедных колесах, важно восседали безукоризненно одетые джентльмены, чопорные леди, несмотря на жару, в длинных шерстяных платьях, растолстевшие китайцы-компрадоры, худые смуглые португальцы, хрупкие филиппинцы. Иногда мелькала выставленная напоказ стройная ножка какой-нибудь мисс, тщательно закрывавшей личико зонтиком или веером. Автомобили здесь были редки: рикши и дешевле и манёвреннее.

На перекрестках величаво торчали индусы-полицейские, казавшиеся ещё выше благодаря черно-красным тюрбанам, украшавшим их смуглые бородатые лица. В руках каждого бамбуковая трость для «регулировки» уличного движения. Нарушителей она не миловала, обрушиваясь на головы и спины злополучных рикш, часто бросавшихся поперек потока в отчаянных попытках заполучить пассажира. Наблюдали за порядком и китайцы-полицейские в конических белых колпаках с красными султанами.

В этот день город был наводнен полупьяными american boy’s[11] — с гостившей в Шанхае американской эскадры. В белых матросских костюмах с черными шелковыми галстуками, в круглых пикейных шапочках, они куда-то ехали большими группами, развалившись в колясках потных рикш и горланя песни. Или толпились у входов в бары и салоны, задевая проходивших женщин.

Минуя витрины роскошных магазинов, Беловеский вышел на торгово-ремесленную часть Бродвея и наконец разыскал нужную вывеску: на черной дощечке белыми буквами рядом с иероглифами было выведено по-английски: «А. Кан, портной».

В большой комнате стрекотали две ножные швейные машины. За столами-верстаками согнулись над шитьем подмастерья и ученики. В комнате было душно, yо работавшие, казалось, этого не замечали.