Верность памяти - [5]
Потом настали другие времена. Что-то забылось, что-то сгладилось. И вот через много лет…
Нина никак не могла привыкнуть к школьной атмосфере. Ей не хотелось сидеть над тетрадями. Непоседливая и игривая, она вела себя довольно дерзко. Когда его вызвали в школу, он отправился туда с чувством некоторого любопытства. Никаких претензий он, разумеется, предъявлять не собирался. Около полудня он должен был вылететь в Прагу, а до того времени надеялся не только уладить все дела в школе, но и купить новый мотоцикл. А кроме того, нужно было поговорить в домоуправлении о вечно отскакивающих ручках и о холодной воде в кранах с красной меткой.
В первый же момент учительница его очень позабавила. Маленького роста, она старалась держаться покровительственно даже с высокими мужчинами, а потому подавала руку подчеркнуто небрежно. Он терпеливо ее выслушал. Впрочем, в последнее время он привык выслушивать всех, будь то офицерские жены или официантка, оказавшаяся в интересном положении и обратившаяся в политотдел части с просьбой разыскать будущего «счастливого отца». Он внимательно смотрел учительнице в глаза и думал: не лучше ли купить что-нибудь помощнее, ну, скажем, «Огара»? Модель модная и развивает большую скорость. Может он, в конце концов, приобрести машину, о которой мечтал еще в техникуме?
И вдруг до его слуха донеслось:
— …В том, что ребенок дерзит, виноваты и родители. Похоже, такова атмосфера в семье…
Он чуть было не подскочил от неожиданности. Да, видно, много чего наговорила ему эта неказистая дамочка со строгими глазами, пока он мысленно мчался на серебристом «Огаре» к Гайникам.
— Давайте не будем делать поспешных выводов, — попытался он остановить ее. Эту фразу он позаимствовал у своего начальника в первый же день работы в политотделе. — Мы должны посмотреть на вещи со всех сторон… — добавил он.
— Сейчас вы не майор, а просто отец, — назидательным тоном говорила между тем учительница. — И не надо диктовать учителю, как он должен смотреть на те или иные явления. Лучше воспитывайте своего ребенка так, чтобы он не чувствовал, что за его спиной всегда стоит всемогущий папа…
Военную форму Мария не любила. О том, что питает к ней слабость, она сболтнула просто так. Разве у нее могли быть приятные воспоминания, связанные с формой, если отец ее, военный, жил с ними, пока его гарнизон стоял в Градиште, а потом бесследно исчез? Она даже и не помнит его…
Зато она хорошо запомнила офицеров-щеголей старой армии и служащих Градиштского гарнизона, всегда усталых и нуждающихся. Нищета и распущенность, прикрытые внешним блеском…
И Игрингов она не любила — они казались ей какими-то странными, неприспособленными к жизни. Может, потому, что у них не было детей? Пани Днна Игрингова не нашла общего языка ни с одной из градиштских женщин, даже с Марией. Они приехали из-под Комарно, откуда их выгнал Хорти. Игрингова пошла работать в городское училище, а Игринг открыл небольшой галантерейный магазинчик…
…Мария вспомнила прекрасные каникулы после окончания городского училища, купание в волнах полноводного Вага…
Тогда пани Игрингова удивила ее еще больше. Марию уже приняли в педучилище. А пани Игрингова, небольшая женщина с красиво очерченными губами, которая и учила-то Марию всего год, вызвалась заниматься с ней словацким языком во время летних каникул. Учительница конечно знала, что не получит за это ни кроны, ведь платить Марии было нечем, и все-таки занималась с ней…
В гости к Игрингам ходил статный широкоплечий надпоручик. Подтянутый, моложавый, он, вероятно, принадлежал к той категории мужчин, которые засматриваются на любую девушку, будь то даже длинноногая, плоская как доска, некрасивая и веснушчатая ученица пани Анны. В пустой и темный магазин Игрингов он заходил на чашку кофе и вел бесконечные дискуссии с хозяином.
— Ты становишься совсем взрослой, — сказала однажды учительница.
Это было в августе, как раз накануне войны. Они занимались в подсобке магазина. Из-за тонкой перегородки слышался громкий баритон надпоручика.
Мария покачала коротко стриженной головой. Она готова была отдать полжизни за то, чтобы поскорее закончить урок, вернуться на берег Вара и, сбросив платье на песок, прыгнуть в волны. Но сказать об этом учительнице она, разумеется, не отважилась.
— Право, не знаю, что его больше прельщает у нас — беседы с мужем или ты, — с улыбкой заметила Анна и отвернулась.
Мария была благодарна ей за это: по крайней мере, учительница не видит, как она вспыхнула до самых корней белокурых волос. Все ее здоровое естество взбунтовалось: она не желала быть вещью, которую можно беззастенчиво разглядывать, как телку на ярмарке. И кто? Этот гарнизонный красавчик в зеленом мундире с нашивками на воротнике…
Через магазин Мария не пошла — предпочла черный ход. Пробираясь между домами, она ощущала острый стыд от того, что родилась девушкой. Да и учительница хороша: вместо того чтобы заклеймить этого человека, она мечтательно улыбается, склонив голову…
