Верность Отчизне - [14]

Особенно мне нравились его пейзажи — окрестности нашего села. Удивляла точность, с какой художник-самоучка передавал все то, что он видит. Может быть, его картины и не были так хороши, как мне представлялось в детстве, но тогда я ими восхищался.

Как-то я пришел домой из школы. Смотрю — на столе разноцветные открытки.

— Кому это, тату?

— Тебе за успехи. Перерисовывай. Я тебе и красок купил. Малышок обещал: кончит срочную работу и поучит тебя. Ну-ка, попробуй!

— Та поисть дай ему! — перебивает мать.

Наскоро ем и сажусь за рисование. Отец гордится моим умением рисовать. Виду он не подает, но, собираясь в гости в соседнюю деревню, говорит словно между прочим:

— А где, сынок, картинки, что ты вчера сделал? Дай-ка сюда.

И несет их в подарок.

Мне очень хотелось научиться писать масляными красками.

— Тату, ты ведь говорил, что Малышок меня поучит, — приставал я к отцу.

— Хворает он сейчас. Сходи-ка сам, напомни про обещание да свои картинки отнеси.

Но Малышок — немолодой, нелюдимый человек, вечно перемазанный красками, — внушал мне робость, и пойти к нему я все не решался.

Поучиться мне у него так и не удалось. Наш сельский художник вскоре умер. Долго работы художника-самоучки: декорации, занавес, пейзажи, украшавшие клуб, — были для меня образцом для подражания.

Я старательно учился рисовать сам, как умел. Учителя стали поручать мне оформление плакатов, лозунгов. Вскоре меня выбрали членом редколлегии нашей школьной стенгазеты, и до окончания семилетки я с неизменным увлечением оформлял и школьную и классные газеты.

И отец часто повторял:

— Кончишь школу, Ваня, пойдешь учиться рисовать.

Пожалуй, еще сильнее, чем рисованием, стал я увлекаться спортом. Вот с чего это началось.

Однажды на доске объявлений у клуба появилась афиша. В ней сообщалось, что на днях состоится выступление силача.

В тот вечер клуб не вместил всех желающих посмотреть на силача, но кое-кому из ребят, и мне в их числе, удалось пробраться вперед.

Занавес поднялся, и на сцену вышел парень в трусах и майке, схваченной поясом. Он был коренаст, сбит крепко. Мускулы буграми выступали у него на руках, спина была словно в узлах.

Кто-то крикнул:

— На таком и пахать можно!

Я глазам не поверил, когда он стал легко подбрасывать и ловить двухпудовые гири. Вот он взял гирю зубами и ловко перебросил за спину, затем подбросил вверх и отбил грудью, словно резиновый мяч. Он вызывал на сцену самых здоровых парубков, и они с трудом отрывали гири от земли!

— Вот силища! Смотрите-ка, смотрите! — кричу я товарищам.

Силач ложится на пол, ему на грудь кладут доску, а на доску становятся несколько парней. А он лежит себе спокойно, даже не крякнет. Встает как ни в чем не бывало и кланяется. Теперь ему на голову кладут три кирпича. И кузнец, слывший у нас силачом, сейчас ударит по верхнему увесистым молотком. Силач говорит, усмехаясь:

— Смотри не промахнись. Бей по кирпичу.

Кузнец опускает молоток. Два верхних кирпича разбиты, уцелел только нижний. Силач снимает его и с улыбкой кланяется. Шесть человек слева и шесть справа стараются сбить его с ног. Но даже сдвинуть с места не могут.

А потом его окружили парни постарше, и я слышал, как он сказал:

— Все это — дело тренировки.

И мне запала в голову мысль сделаться силачом. По вечерам на улице возле клуба собирались взрослые парни, соревновались в силе. Кто-то притащил туда двухпудовую гирю. Но никому, кроме самого здорового, сильного парубка, не удавалось выжать ее одной рукой.

Как-то, когда у клуба никого не было, я попробовал поднять гирю: поднял обеими руками.

Парубки скоро перестали думать о гире, и я перетащил ее домой. Каждый день вытаскивал во двор и тренировался.

Через несколько месяцев научился толкать, а потом и выжимать ее одной рукой.

Удивительно, что я не надорвался, не испортил себе сердце не искалечился! Ведь я выжимал гирю, не зная самых простых правил, необходимых для тренировки.

Мать была недовольна.

— Да перестань ты швырять ее, аж стены дрожат, — говорила она сердито. — Весь двор сковырял своей гирей. Так бросаешь, что побелка от стен отваливается. Смотри, батькови скажу.

Конечно, мне удавалось упросить ее не жаловаться отцу. Но как-то он пришел из Шостки в неурочное время и, поглядев на мои упражнения с гирей, строго сказал:

— Нет, это тебе не под силу. Вредное для тебя занятие. Да и двор испортил, весь в яминах. Побелка от стен отлетает. Будет с тебя.

И отец спрятал гирю.

Пришлось покориться. Но я все раздумывал: как же стать силачом? Начал читать газетные и журнальные статьи, заметки о спорте. И где-то вычитал, что можно закалить себя физически, сделаться ловким и сильным, упражняясь на перекладине. Сделал бы я перекладину, да не было главного — железного прута. Но вот в Шостке попался мне на глаза порядочный кусок водопроводной трубы — он валялся прямо на улице. Я подобрал его, притащил домой и смастерил перекладину. Укрепил трубу на улице между забором и электрическим столбом — для всех ребят. Выдумка им понравилась.

Мы стали с увлечением делать упражнения на перекладине. Соревновались, у кого лучше получится. Каждый день я подолгу проделывал различные упражнения. Мускулы у меня развились, появилась ловкость и выносливость.