Верность любви - [39]

Луиза молчала, страдая от болезненного пробуждения неожиданных чувств. Взгляд темных глаз женщины был устремлен вдаль, в невидимое прошлое, в черноту простиравшейся за окном ночи.

— Знаешь, мама, — вкрадчиво продолжила Урсула, — Анри не убивал Тома и не крал драгоценностей! Тогда я была слишком сильно испугана, ошеломлена и вдобавок непростительно наивна, но теперь понимаю, что все было подстроено. Кем? Кто это сделал, кто обрек Анри на бесчестье и страшную гибель? Ты, папа, Франсуа, Гастон Друо? Зачем? Да, вы были против нашего брака, но почему… Как жестоко!

Она почти кричала. Ее глаза лихорадочно заблестели, на бледном лице вспыхнул яркий румянец, кровь вскипела от ярости.

— Я никогда его не увижу, не смогу попросить у него прощения!

— Это уже не важно, — прошептала Луиза и попыталась погладить дочь по голове, но девушка резко отбросила руку матери.

— Нет, важно, важно, мама, потому что мы христиане! А еще потому, что Анри меня любил, а я от него отвернулась. Теперь я не сплю ночами, размышляя о том, что он может думать обо мне, о нас!

— У тебя есть Франсуа. Разве ты не любишь его?

Урсула нервно передернула плечом.

— При чем тут это! Ты сама сказала, что Франсуа найдет себе другую, едва мы расстанемся и он ступит на индийскую землю! Анри никогда бы не обошелся со мной подобным образом! Он ни за что не полюбил бы другую женщину! — И решительно промолвила: — Послушай, мама, ты должна написать в Королевский суд или куда-то еще, рассказать правду и потребовать, чтобы Анри освободили!

Луиза встала и выпрямилась. По напряженной спине пробежала дрожь. Итак, она потерпела полное поражение. Шарль умер, Леопольд покончил с собой, Анри де Лаваль, с которым ее дочь могла быть счастлива, отправлен на каторгу. Гастон Друо потерял к ней интерес.

Луиза была посрамлена в своем тщеславии и самодовольной уверенности в силе своих чар. Но куда больше, чем уязвленная гордость, женщину терзал страх потерять единственное любимое существо — дочь. Если Урсула ее возненавидит и решит вычеркнуть из своей жизни — это конец.

Внезапно лицо Луизы обрело прежнее властное выражение и она твердо произнесла:

— Я ни в чем не виновата. Я не стану наговаривать на себя. Ты поедешь в Индию вместе с Франсуа, а я поеду с тобой.

Часть вторая

Глава I

1754 год, Пондишери, Индия

Лицо Урсулы Друо, стоявшей на палубе корабля «Герцог Орлеанский», выглядело застывшим, губы были плотно сжаты; казалось, ее нисколько не радует то, что утомительное путешествие подходит к концу. Луиза тоже молчала; резкий морской ветер трепал концы ее темной вуали. Франсуа отдавал приказы носильщикам: дамы не пожелали ехать налегке — супругам Друо и Луизе Гранден принадлежало около тридцати тщательно упакованных тяжелых ящиков.

Солнце уже закатилось, кровавый край небес поблек, сделавшись тускло-розовым, и на берегу чужой страны, окутанном таинственной сумеречной пеленой, были видны лишь темные силуэты пальм да какие-то низкие строения. Влажное теплое дыхание моря щекотало ноздри.

Урсула терпеливо ждала, когда можно будет спуститься в лодку. Всю дорогу она страдала от качки, но держалась мужественно.

Теперь она смотрела на мир новыми глазами. Что-то в душе ее затвердело; она уже не была доверчивой и наивной, податливой, как глина. Постепенно Урсула начала воспринимать необходимость отъезда в Индию как Божью кару. Ее семья отправила Анри де Лаваля на галеры — она была в этом уверена, хотя Луиза продолжала утверждать, что в этом нет ее вины, — и за это они вынуждены покинуть родину и поселиться в чужой и дикой стране.

Урсула приняла решение ехать не потому, что испугалась разлуки с Франсуа, и не из-за того, что боялась остаться без средств к существованию. Просто ей казалось, что таким образом она сумеет… о нет, не искупить вину перед Анри, а успокоить свою совесть. Она тоже в изгнании, тоже наказана!

Урсула чувствовала себя отшельницей и была готова смиренно и стойко встретить любые трудности, что, впрочем, не помешало ей взять в дорогу кучу как нужных, так и явно бесполезных вещей и красивых нарядов.

Губернатор Дюпле распорядился приготовить для приезжих лучшие комнаты в своем дворце, но королевский уполномоченный Жозеф Годе решил остановиться на частной квартире. Его примеру последовали другие члены делегации.

На следующий день Годе вручил губернатору Пондишери королевский приказ об отставке и предписание компании составить отчет за последние пять лет деятельности.

В то время как муж занимался делами, Урсула с матерью обустраивали новое жилище. Возведенные колонистами дома были очень просты: белые оштукатуренные стены, полутемный холл, выложенный каменными плитами пол, прикрытые бамбуковыми занавесками узкие окна спален. Привезенные из Парижа безделушки немного оживили суровую обстановку, и в доме стало довольно уютно.

— Я думала, в нашу честь будет устроен пышный прием и бал, — заметила Луиза, ставя фарфоровую вазу в виде раковины на изящный столик красного дерева.

— Какой бал, мама! — раздраженно отозвалась Урсула. — Генеральный контролер Годе приехал, чтобы сместить губернатора Дюпле и проверить отчетность. Возможно, последнего ждет наказание. Что тут праздновать?