Верните маму - [2]

Оказалось, что и другие девочки боятся. Даже занозу вынуть страшно.

— Это ничего не значит, — уверенно сказала Вера Белова. — Вы думаете, герои не боятся? Тоже боятся. А если бы не было страха, не было бы и героев.

Вера всегда говорит что-нибудь дельное. Уж такая умная, что ли?

— Если бы не было страха, все могли бы делать одинаково любое дело. Но у всех есть страх. И самое главное в том, что надо побороть его. Я так думаю. Вот кто сумеет его побороть, тот и смелый.

Зойка даже рот открыла. Вот что оказывается. Молодец какая Вера. Разве кто-нибудь бы догадался?

— Это как же? — удивилась Люся и остановилась среди улицы. — Значит, храбрые боятся… нет, боятся храбрые…

— Ну что ты, слушай. — Зойке захотелось объяснить это подруге, а заодно убедиться, что у самой у нее теперь все правильно получается. — Слушай: герои ведь самые обыкновенные люди, и, конечно, они тоже боятся, когда страшно. И вот им страшно — вы слышите, страшно! — а они все-таки делают, что надо. Правда, Вера? Вот это и есть геройство.

Девочки были ошеломлены своим открытием.

— Ну подождите, — перебила Люся, — а если кто-нибудь не сумеет побороть страха?

— Тот будет трусом.

Дома, как всегда в это время, была одна бабушка Анна Даниловна. Значит, надо рассказать бабушке. Хотя она, конечно, простая неученая старушка, сочинений не писала, на улице не спорила и может этого не понять. А бабушка и нисколько не удивилась, а сказала просто «конечно».

— Почему же «конечно»? — обиделась даже Зойка. — А можно ведь думать, что один человек хороший, смелый, уж такой он и есть, а другой плохой.

— Нет, Зоенька, так не бывает.

Бабушка не спеша и спокойно, как о давно известном (так это не открытие!), говорила, что в каждом человеке есть и хорошее, и плохое. Плохое она называла почему-то слабостями, хотя оказалось, что эти слабости имеют такую силу, что могут погубить человека. Лень, например, жадность, зависть. И трусость, конечно. Но человек должен побороть эти слабости. Так он и делает, если не хочет потерять своего человеческого лица. Это она про лицо в смысле поведения, конечно.

Значит, бабушка, хотя сочинений и не писала и с пионерами на улице не спорила, а все понимает правильно.

— А тебе приходилось подавлять в себе слабость? — спросила Зойка. — Ну хоть в маленьком деле?

— А как же? И в маленьком и в большом.

— Правда, бабушка? А когда?

— Да мало ли? — бабушка сняла очки и положила их ил колени, на свое шитье. — Ну вот хоть бы с отцом твоим. В сорок первом году он студентом был. Всех, конечно, на фронт взяли, а без которых нельзя — оставили. И его, потому что доучить надо было. А он пришел один раз и говорит: «Я добровольцем иду, мама». Все у меня сердце оборвалось. «Как же, — говорю, — Коля? Погоди своего срока, позовут и тебя». — «Не могу, мама». — «Меня-то, — говорю, — хоть пожалей, а то Миша и ты…» — «Не могу». Всю ночь я тогда проплакала. Не пущу, думаю, и все тут. Не может он так мать бросить, я уж одного сына на войне оставила. Это старший мой, Миша… на финской… Всю ночь проплакала, а утром своими же руками вещички ему собрала. Переломила себя. А было непросто.

3

Николай Максимыч рассказал матери о Зойкиных записках.

— Батюшки! — всплеснула руками Анна Даниловна. — Я и не слыхала на своем веку такого. С чего она взяла, Коля?

Николай Максимыч прикрыл глаза ладонью и усталым движением стиснул пальцы у переносья.

— Много думала, мама. Она перестала спрашивать, потому что мы ничего не рассказываем, и стала думать. — Он отнял пальцы. — И правильно поняла, что это что-то серьезное и тяжелое. Дети умеют правильно чувствовать.

— Да, да, — вздохнула Анна Даниловна. — И видишь, чего придумала, чуму какую-то или чего там?

Николай Максимыч решил рассказать Зойке правду про мать, пусть переживет один раз, чем так девочке мучиться.

— Погоди, Коля, — остановила Анна Даниловна. — Может, забудется. Мала еще. Так это пришло ей в голову, когда прочитала, как ты говоришь, книжку какую-то старую. Давай подождем.

Николай Максимыч согласился. И правда, может, забудется? Надо быть к ней повнимательнее, не оставлять ее одну, забавить чем-нибудь.

— Отвезу-ка я ее в деревню на каникулы, мама, — сказал он повеселевшим голосом. — Она ведь не была в деревне зимой.

Николай Максимыч работал по строительству шоссейных дорог. Сейчас он со своей бригадой прокладывал трассу в сельской местности. Квартирная хозяйка его, тетя Поля, жила одна на краю села. Славная старушка, разговорчивая, она найдет чем занять.

— А пока давай отметим день рождения повеселее, чтоб довольна была. А? Давай постараемся, мама.

Анна Даниловна смотрела на своего сына, давно уже не маленького и не молодого уже, и видела, как ему трудно. И хотелось ей сказать: «Мы-то с тобой постараемся, Коля, все мы с тобой сделаем. Только не оттого у нее мысли такие, что плохо о ней заботятся. Значит, нельзя не думать про мать, и все тут». А посмотрела в лицо Николая Максимыча и сказала только:

— Конечно, Коля. Постараемся, а как же.

4

Зойка любила своего отца. Очень. Может быть, потому, что он был самый хороший, а может быть, потому, что он очень старался, чтоб Зойке было хорошо.