Вернись и возьми - [6]

Через три дня Макпаддена не стало. Благотворительный фонд Сент-Винсента помог семье усопшего с оплатой похоронных расходов.

3.

С появлением Наны наша рутина изменилась: теперь мы каждый вечер гостили у нее в медсестринской. Энтони приходил в гости с овсяным печеньем, а я — с учебником ашанти-чви. В перерывах между вызовами я усердно осваивал диалоги и элементарную грамматику. Нана экзаменовала и поправляла произношение. Энтони сидел на полу, увлеченно печатая что-то на своем ноутбуке. Временами он прерывался, чтобы позлорадствовать: «Ну что, полиглот, не дается тебе их ганский язык? Надо было учить йоруба». С ганским языком у меня и впрямь было туго, особенно с произношением: мой речевой аппарат наотрез отказывался артикулировать все эти носовые и огубленные звуки. Кроме того, чви, как и многие африканские языки, — это язык тональный, и тут меня подводило ухо, по которому прошелся медвежий выводок. Будучи произнесенными с неправильной интонацией, мои слова приобретали самый неожиданный смысл. Например, я хотел сказать «хорошо», но, перепутав высокий тон с низким, говорил «вентилятор».

— Вентилятор? — переспрашивала Нана. — Ты хочешь сказать, что тебе жарко?

— Да нет, не «па!па!», а «па!па» — хорошо, хороший…

— Что? Папа? Чей папа? Доктор, я вас не понимаю.

— Квэйду вура, тэ со![8] — отвечал я единственной фразой из разговорника, которая получалась у меня без промашки.

Пожилой африканец в цветистой полотняной рубахе прохаживается по приемной и с видом посетителя музея разглядывает настенные памятки и дипломы.

— Доброе утро, доктор, как самочувствие?

— Хорошо, спасибо. Как ваше?

— Откуда мне знать? Вы доктор, вы и скажите, как я себя чувствую. — Он подходит к окну. — Пусто на улице, как будто вождь умер.

— Что-что?

— Поговорка такая. У нас в Гане в прежние времена, когда вождь умирал, полагалось отрубить семь человеческих голов и похоронить их вместе с ним. Кто пожертвует головой ради вождя? Тот, кто еще ни о чем не знает. Выйдет человек на улицу, тут его стража и хватает. Кто поумнее, сразу сообразит: если не хочешь отправиться в Город мертвых вместе с вождем, в день похорон сиди дома. Сейчас-то все изменилось, вместо голов деревянные маски кладут. Но поговорка осталась. В следующий раз услышишь, будешь знать, о чем речь.

Я поглядываю на часы.

— Госпиталь Сент-Винсент… — задумчиво произносит ганец. — Католический. И дипломов-то сколько, почетных грамот! Чуть ли не на каждой стенке.

— Вас что-то не устраивает?

— Да вы не обращайте на меня внимания. Я просто старый солдат, а солдаты, как известно, большим умом не отличаются.

У меня звонит пейджер, и я отвлекаюсь.

— Что-то доктор совсем потерял ко мне интерес, — обращается он к невидимому свидетелю. — Может, я для него недостаточно болен?

— Простите, что отвлекся.

— Прощаю. Но не понимаю. Вот я вчера пришел в вашу поликлинику, потому что у меня болел живот. А сегодня мне говорят, что у меня диабет.

— Это действительно так, мистер Смит. Я просмотрел результаты ваших анализов.

— Вот как? Беда-то какая… Я ведь, знаете, в вашем городе проездом. Заехал навестить кое-кого из знакомых. Завтра уезжаю.

— А где вы живете? В Гане?

— Где только не живу.

— Хорошо, я выпишу вам рецепт на глюкофаж. А когда вернетесь домой, обязательно обратитесь к диабетологу.

— Непременно, доктор. Я вижу, вы — настоящий знаток своего дела. И госпиталь ваш мне понравился. Кстати, передайте от меня привет Нане Нкетсии. Знаете такую? Она у вас тут, кажется, прачкой работает.

— Не прачкой, а медсестрой. Передам.

…

— Слушай, Нана, мне тут один пациент попался. Из Ганы. В регистратуре он записался как Джон Смит, но что-то непохоже. Отрекомендовался «старым солдатом». Очень странный тип.

— Ну и что?

— Как что? Ты разве его не знаешь? Он просил передать тебе привет.

— Вот ты и передал.

— Не томи, квэйду вура.

— Это мой дядя, полковник Нкетсия. Он приехал навестить каких-то своих знакомых, а заодно и обо мне разузнать. По поручению отца, не иначе.

— А почему под чужим именем? Он что, от кого-то скрывается?

— Да нет, просто придуривается. Пытается убедить себя, что он все еще важная персона.

Нана Эфуа Аба Анна Нкетсия родилась и выросла в богатой части Аккры, в доме, который, судя по фотографиям, правильнее было бы назвать дворцом. Ее дед по материнской линии, Буду-Артур Нана Кобина IV, был верховным вождем племени фанти и одним из сподвижников африканского борца за независимость Кваме Нкрумы. Когда Нкрума был избран первым президентом свободной Ганы, дед занял пост ректора Лагонского университета, продолжая при этом исполнять обязанности оманхене[9]. Главным образом обязанности заключались в том, что во время торжественных церемоний его наряжали в королевское платье и проносили на паланкине через ликующую толпу. Эти церемонии — шествие масок, клич говорящих барабанов, жертвенные обряды — Нана описывала так же трепетно, как Энтони — свои гангстерские подвиги. С каждым разом ее воспоминания становились все более красочными; трудно сказать, что в них было придумано, а что нет. Как гласит присловье ашанти, «когда жрец пускается в пляс, всё, что он говорит, — чистая правда».