Вернись до заката - [28]

Хотя Густав и был безмерно зол на Патрицию, но ее ответ его обрадовал. Он не представлял, как бы он смог пережить, если бы узнал, что какой-то другой мужчина касался ее. Он понимал, что она имела равные с ним права на свою собственную личную жизнь, но это не избавляло его от ревности.

— Мы прожили с Эстер полгода. Иногда мы бывали с ней близки, но это случалось не слишком часто. Эстер очень любила порядок во всем и была привередлива. Она старалась заниматься сексом как можно реже, потому что это плохо отражалось на ее прическе, она могла не выспаться и плохо выглядеть на следующее утро, да и вообще…

— Прости, я сожалею, что… Но я должна была знать.

— Сожалеешь о том, что моя личная жизнь была не такова, какой могла бы быть, или о том, что Эстер не любила заниматься сексом?

Щеки Патриции стали пунцовыми. Неожиданно она почувствовала, будто сотни камер устремлены на нее и она оказалась голой перед миллионной аудиторией. Взгляд Густава пронизывал насквозь, но она не осмеливалась посмотреть в его глаза.

— Ты сердишься.

— Еще бы мне не сердиться! Ты, конечно, имеешь полное право обижаться на меня за то, как я вел себя по отношению к тебе, но не думаю, что было разумно демонстрировать это в такой момент. Огонь в камине почти догорел, я подожду, пока он совсем погаснет. — Он подошел к столику и взял кружку с остывшим шоколадом. — Сейчас мне нужно выпить что-нибудь покрепче.

Густав вышел в кухню, а Патриция осталась стоять посреди комнаты. Как бы она хотела перекрутить пленку их отношений назад, до того момента, когда она бездумно задала этот дурацкий вопрос…

Она так желала его! Эта потребность пронизывала ее тело, словно физическая боль, и она ворочалась и ерзала на большой кровати. Эротические видения, в которых фигурировал Густав, мучили ее, не переставая, когда ей удавалось заснуть хоть ненадолго.

Отбросив сбитое стеганое одеяло, она опустила ноги на пол, провела руками по растрепанным волосам и посмотрела, как серое туманное утро медленно просачивается в комнату сквозь наполовину задвинутые портьеры. Патриция набросила шелковый халат цвета морской волны и босиком прошлепала в коридор. Было тихо, только где-то тикали часы.

Глубоко вздохнув, Патриция попробовала вспомнить, в какой комнате остановился Густав. Она заметила четыре двери в коридоре на первом этаже — две справа и две слева. Собрав всю свою храбрость, она приоткрыла три из них… Только для того, чтобы обнаружить, что Густава там нет.

Неужели он так рассердился, что улетел в Оттаву без нее? Он ведь не мог так поступить? Или мог? Охваченная страхом и сомнением, Патриция, дрожа, побрела в гостиную. Она остановилась как вкопанная, когда увидела длинное мужское тело, неудобно пристроившееся на диване. Он, наверное, прихватил покрывало из своей комнаты, но оно согревало его только какое-то время, а потом просто сползло на пол и теперь лежало там яркой кучкой.

Густав заснул одетым. На нем были те же джинсы и свитер, в которых она видела его вечером. Патриция смотрела на его спящее лицо, изучая каждую черточку, тонкие морщинки, появившиеся между бровями и около рта. В который раз она пожалела о том, что он был так требователен к себе, что он столько сил отдает работе, совсем не отдыхая при этом, не делая себе никаких поблажек. У него процветающее рекламное агентство. Стоит ли доказывать что-то всему миру, а тем более ей?

Ее руки немного дрожали непонятно отчего, и она, чтобы как-то их занять, обеими руками запахнула халат. Как будто стараясь избежать искушения притронуться к Густаву. Но как же ей хотелось сделать это! Она дрожала от холода, но внутри нее все сильнее разгоралось жаркое пламя.

Наконец, победив свою неуверенность, она протянула руку и коснулась его. Густав открыл глаза. Его пальцы тут же обвили ее запястье и потянули ее на себя. Потеряв равновесие, Патриция шлепнулась на него сверху. Не успела она опомниться, как поняла, что он уже целует ее, а его руки гуляют по ее телу, гладят, ласкают, поглаживают, пока она не потеряла всякое желание сопротивляться и отдалась на волю жажды, которая пульсировала внутри нее.

Она на секунду отстранилась, чтобы лучше рассмотреть его. Темные волосы Густава были взъерошены, яркие синие глаза сверкали страстью. Когда Густав запротестовал и хотел опять привлечь ее к себе, она лишь прикоснулась пальцем к его губам, как будто умоляя не говорить ничего.

Густав отбросил голову на мягкую диванную подушку. У него перехватило дыхание, когда ее руки, гладящие и дразнящие его, начали спускаться все ниже и ниже, пока не коснулись твердого, болезненно напряженного холмика, а затем расстегнули молнию на брюках.

Густав застонал и опять потянулся к ней, но Патриция остановила его. Она сама спустила его брюки до колен, затем сделала то же самое с шелковыми трусами. Во рту у Густава пересохло, когда Патриция оседлала его и медленно опустилась на так истосковавшийся по ней орган. А потом она начала раскачиваться вперед и назад, и Густаву показалась, что сейчас их двоих охватит пламя. Патриция наклонилась и поцеловала Густава. Его руки гладили, пощипывали ее затвердевшие груди сквозь тонкую ночную рубашку. Когда она опять откинулась назад, Густав обхватил губами каждую вишенку по очереди, и Патриция прошептала его имя, дрожа и всхлипывая.