Верни мне мои легионы! - [124]

«Возможно, по прошествии времени Тиберий сможет отомстить за это поражение», — подумал Август, но тут же покачал головой. Некоторые раны бывают столь глубоки, что их ничем не залечить.

Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!

И снова Август удержал крик в себе, а ведь в первые несколько недель после катастрофы ему этого не удавалось. Все слуги вздрагивали, слыша его вопли. Дрожал бы и Вар, если бы не находился теперь вне досягаемости кого-либо, кроме богов.

Арминий, будь он проклят, сумел добиться того, на что казалась способной только смерть, — заставил Августа изменить планы, отказаться от задуманного. А ведь если Германия не станет римской, она… останется Германией. Останется дикой, варварской, независимой. Постоянным источником тревог и волнений.

Август предвидел это и лишь надеялся, что она не скоро начнет причинять слишком много беспокойства.

Спустя три дня гонец с Дуная добрался до дворца на Палатинском холме и заговорил с конюхами. Те отослали его к стражам, один из которых доложил о прибывшем старшему слуге Августа, а вольноотпущенник явился с докладом к самому императору.

— Господин, сдается, ты поступишь правильно, если примешь этого человека, выслушаешь его и узнаешь, что он привез.

— Ладно, направь его в переднюю. Я приму его там.

Уже произнеся эти слова, Август вдруг вспомнил, что именно там он принимал гонца, который принес весть о катастрофе в Тевтобургском лесу.

Квинтилий Вар…

Август незаметно сплюнул через плечо, чтобы отвратить беду.

Выйдя в небольшую переднюю, Август увидел, что ожидающий его гонец явно нервничает. У ног человека лежал кожаный мешок, и Август поморщился, уловив исходящий от мешка неприятный запах.

— Ну? — Август указал на мешок. — Что это еще такое?

— Прошу, возьми сначала это. Тут все объясняется куда лучше, чем я смогу объяснить изустно.

Гонец протянул тугой свиток с восковыми печатями на шнурах.

— Ладно.

Август сломал печати, развернул свиток, но, убедившись, что текст убористый и почерк слишком мелкий для его немолодых глаз, передал послание слуге.

— Прочти вслух.

— Будет исполнено, — промолвил вольноотпущенник. — Итак: «Я — Гай Либо, виноторговец и римский гражданин, находящийся при дворе Маробода, царя маркоманов, к северу от Дуная. Сам царь Маробод писать не умеет, потому попросил меня объяснить, что за подношение посылается тебе вместе с этим письмом…»

Август снова указал на мешок.

— Подношение внутри?

— Совершенно верно, — подтвердил гонец.

— Хорошо. — Август снова повернулся к слуге. — Продолжай.

— Слушаюсь. «Не так давно Маробод получил от Арминия, другого царя германцев, голову римского военачальника Публия Квинтилия Вара. Маробод заявляет, что никогда не ссорился ни с тобой, ни с Варом, в доказательство чего посылает эту голову тебе для подобающего погребения».

— Вот оно что… — пробормотал Август.

Он помолчал, чтобы собраться с мыслями, и спросил:

— А ты уверен, что это действительно голова Вара? Что Маробод не решил послать голову кого-нибудь другого, чтобы снискать мое расположение?

— Не могу знать. Я никогда не встречал полководца живым и не смог бы его опознать, — ответил гонец. — Кроме того, должен сказать, голова далеко не в лучшем состоянии. Но я слышал, будто Арминий и впрямь послал Марободу голову Вара.

— Да, я слышал то же самое, — нехотя промолвил Август. С еще большей неохотой он велел: — Вытащи голову из мешка. Если кто-нибудь и сможет опознать беднягу Вара, то это я.

Он мог бы позвать Клавдию Пульхру или ее сына… Нет, Квинтилий Вар-младший учится в Афинах… Но даже будь он здесь, Август все равно не стал бы подвергать подобному испытанию ни мирного юношу, ни внучатую племянницу. Сам же он бывал на полях сражений и видел человеческие останки, хотя и много лет назад.

Август постарался взять себя в руки.

Гонец не спешил лезть в мешок, и кто мог бы обвинить его в том, что ему не хочется прикасаться к содержимому? Наконец он просто перевернул мешок на мозаичный пол, и помещение сразу заполнилось страшным трупным смрадом.

Вольноотпущенник Августа отпрянул, зажимая рот. О том, что такое поле боя, он имел не большее представление, чем младший Вар или Клавдия Пульхра. Это неведение — неведение столь многих людей в империи — было заслугой Августа, чем император по праву гордился.

Но последствия сражений не исчезают без следа, даже если сам Август желает, чтобы так случилось.

Император обошел вокруг отсеченной головы, осматривая ее и так и сяк, сравнивая увиденное с запечатлевшимся в памяти образом мужа внучатой племянницы. Его желудок не возмутился — да, Август помнил, что такое смерть и что она делает с человеческой плотью.

— Так это он? — спросил гонец, не отступивший ни на шаг и проникшийся уважением к Августу за его мужество.

— Да, — металлическим голосом ответил император. — Это Публий Квинтилий Вар. По крайней мере, то, что от него осталось. Лысая макушка, курчавые волоски на висках и затылке, нос, подбородок… Сомнений нет. Это Вар.

— Говорят, он умер с честью, — только и смог промолвить в утешение гонец.

— Наверное. Но слишком многие умерли вместе с ним. Умерли потому, что он позволил Арминию себя обмануть.