Верховники - [6]
Михайло и Шмага из тихих переулков свернули к Моисеевскому женскому монастырю и угодили вдруг в шествие славильщиков. И понесло оно их с собой, завертело, закружило. Оленьи морды, святочные хари, толстобрюхие турки, пьяные монахи и бравые солдаты — вся честная развесёлая ряженая компания кричала, визжала, ухала и распевала коляду.
кричали мальчишки, которые, как вестники праздничного шествия, летели впереди ватаги.
выводил красивым высоким женским голосом бравый солдатик, закутанный в длинный кавалерийский плащ.
подхватил Шмата. Дон Жуан и Филиппин легко вошли в общий хоровод, круживший по московским улицам. Из одних домов выносили пироги и пиво, вино и жареных гусей, из других — яйца и творог, в третьих приглашали за стол!
Михайло очнулся только в большом трактирном зале постоялого двора. Бас его гремел, покрывая музыку мужиков-ложечников, отбивавших комаринскую.
— Твой голос, Мишенька, — чистый звон! — говорил Шмага, — Герцогиня, она хоть и зверь, а в голосе смыслит. Веришь ли, когда ты рявкнул мне: «Фи-лип-пине!» — она аж икнула, а это, всем ведомо, у неё первый знак удовольствия.
Перед глазами плыл деревянный трактир с домашним теплом и домашними запахами: кислых щей, наливок, мочёных яблок, сушёных грибов. По витой деревянной лестнице загремели пьяные — спускали здесь тоже по-домашнему, в шею по лестнице.
Шмага полез целоваться с голосистым солдатиком, сорвал с него треуголку. По плечам солдатика рассыпались золотистые волосы. Солдатик сорвал маску.
— Батюшки, да это же Дуняша, — протрезвел Шмага.
За общим столом ахнули: ай да баба! Дуняша вскочила, бросилась на улицу. Михайло с трудом нагнал девушку.
— А что? — спросила она сердито. — Может, я в последний раз гуляю? — В голосе её были нежданные слёзы. Сказала уже тихо, без вызова: — Продать меня хочет барыня. Немцу одному, Левенвольде. — И притихла, съёжилась под горячей рукой Михайлы.
У Моисеевского женского монастыря чадили два выносных очага. Монахини бойко торговали блинами. Коляду монахини не подавали. Известное дело, коляда не христианский — языческий обычай.
На Неглинном, расчищенном от снега пруду в эти новогодние дни усатый, очень серьёзного вида русский немец или голландец какой предлагал желающим новое и неслыханное развлечение. Возле его палатки толпились мальчишки, знатные баре и барышни, простой народ разного звания. Всем было любопытно и всем было страшно первыми выйти на лёд на голландских железках. Рядом, с соседних гор лихо мчались салазки — старая и надёжная забава. А здесь...
Наконец один господин, — румянощёкий, полный, затянувший живот в короткие бархатные штаны, — сбросил подскочившему лакею шубу, переобулся в голландские башмачки с железками, оттолкнулся и покатил по гладкому льду, оставляя за собой две ровные серебристые полоски, протянувшиеся через весь пруд к мельнице-ветряку. В толпе ахнули.
— Василий Никитич, не упади! За тобой ещё недописанная российская гиштория! — крикнул ему вслед молоденький кареглазый офицерик. Две хорошенькие девушки, которых сопровождали офицер и Василий Никитич, прыснули в рукав, глядя, как заколебался отважный конькобежец на повороте. Но Василий Никитич Татищев[23] недаром несколько лет прожил в Швеции, где и выучился искусной забаве. Он сделал изящный пируэт, выпрямился и стремительно понёсся по кругу. Барышни забили в ладоши. Дуняша не выдержала, тоже захлопала. Девушки и офицерик оглянулись с любопытством.
— Прокатимся? Аль боязно? Я ведь тоже обучен этой забаве, — предложил Михайло.
Дуняша задорно тряхнула головой.
— Нисколечко не боюсь!
Михайло с ревностью перехватил горячий взгляд офицерика.
Когда Дуняша, в шубке, наброшенной на плечи, и полосатой широкой юбке, выкатилась, боясь упасть, на лёд, офицерик рассмеялся: «Браво, Коломбина!» — и, обратившись к барышням, разъяснил:
— Да ведь это актёрка толстой герцогини.
Девушки — княжна Варвара Черкасская с подругой, Натальей Шереметевой, — вздёрнули плечиками: «И мы не боимся! Дорогой Антиох, будь нашим учителем!» И Антиох Кантемир[24], проклиная в душе своенравных красавиц, выкатился на лёд.
Даже сбитенщики бросили свои самовары, чтобы посмотреть на новую смешную забаву. Антиох Кантемир и его дамы, в мехах и высоких причёсках, напоминали диковинные фрегаты, колеблемые штормом. Но и кавалер и дамы держались стойко и смеялись, даже падая. И вслед им сначала бесстрашные мальчишки, а за ними и ухари молодецкие заскользили, полетели по льду.
ГЛАВА 5
Василий Никитич Татищев, ещё возбуждённый утренним гуляньем и коньками, не без удовольствия переодевался к вечеру. Ещё бы, наконец он добился своего, и упрямый и гордый старик, первенствующий член Верховного тайного совета князь Дмитрий Голицын согласился принять его и показать древние рукописи, столь нужные для составления гиштории российской. Друзья Василия Никитича по учёной дружине — преосвященный Феофан Прокопович[25] и князь Кантемир — недолюбливали старого Голицына, не столь за его старобоярскую спесь и гордость, сколько за неуважение и открытую насмешку над иными делами великого покойного монарха Петра I. Василий Никитич мнение друзей своих о старом князе разделял, но с оговоркой, зная, что друзья его в сём случае имеют и личное неудовольствие против Голицына. Преосвященный Феофан встревожен был открытой дружбою между первенствующим членом Верховного тайного совета и Феофилактом Лопатинским, тверским архиепископом и его, Феофана Прокоповича, открытым недоброжелателем; Антиох Кантемир же переносил на этого верховника всю ненависть к старшему своему брату Константину Кантемиру, женатому на дочке Голицына и получившему благодаря закону о майорате
О жизни и деятельности одного из сподвижников Петра I, генерал-фельдмаршала Михаила Михайловича Голицына (1675–1730) рассказывает новый роман известного писателя-историка Станислава Десятскова.
Роман Станислава Десятникова является трилогией, две первые части которой вышли в Лениздате в 1986 году. В центре повествования - история Северной войны, перипетии сложной дипломатической борьбы, которую вели Петр I и русская дипломатия. На этом фоне автор рассказывает о судьбах двух братьев - Никиты и Романа Корневых.
В повести рассказывается о последних днях жизни императора, о том, какие интриги, заговоры, измены творились в Зимнем дворце, за дверями покоев, в которых умирал великий преобразователь России.
В книге представлен исторические роман С. Десятского, посвящённый времени царствования Петра Великого.
«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.