Верхом за Россию. Беседы в седле - [28]

— И, кроме того, — можно было сразу услышать голос всадника на пегой лошади, — мы еще задели их совершенно новым способом, абсолютно странным для них способом. Как мы могли все же ожидать, что найдем милость в глазах народа, представления которого о себе самих в столь необычной мере определяются Ветхим заветом. Уже скоро триста лет англичане не только с большим пристрастием выбирают из него имена для себя, но и черпают веру в свою избранность, они считают себя давно потерянным и снова обретенным двенадцатым коленом Израилевым, призванным довести до конца порученное ему. Все это, конечно, трудно совместить с их настоящим происхождением от англов, саксов, датчан и норманнов, но это им ничуть не мешает. Это укоренилось у них на различных уровнях и дало им — благодаря учению Кальвина о земном успехе как подтверждении божественной милости — неслыханный стимул и укрепляло их веру до сегодняшнего дня. Они пока не проиграли — кроме как в Америке — ни одной войны.

И Америки это тоже касается, до тех пор, пока, во всяком случае, там правят «Wasp», белые англосаксонские протестанты. Не было бы никакого искоренения индейцев без Ветхого завета, без резни амалекитян, моавитян, ханаанитов и других народов, заселяющих обетованную Израилю землю. Следовательно, даже если бы и кроме того недостаточно было других предлогов, чтобы отвергнуть нас как партнера, нашего в последнее время столь «испорченного» отношения к Ветхому завету уже было бы достаточно.

— Вернемся к вопросу блокады, — сказал средний всадник. — Британцы делают политику по морской карте. Они хотят океанов, мы, однако, хотим сушу. Тот, кто владеет морем, владеет побережьем, владеет движением между ними и товарами, которые идут от побережья к побережью. До тех пор пока где-то царит нехватка, а в другом месте изобилие, море создает уравнивание, значит, господство на море означает господство над миром. Но если дефицит исчезнет, тем не менее, всюду, под дефицитом я имею в виду нехватку как раз самых важных товаров, тогда ничего из этих товаров больше не будет перевозиться через моря, тогда каждый будет удерживать свое. Тогда у более длинного плеча рычага сидит уже не тот, кто строит корабли, а тот, у кого есть земля под ногами.

Морская держава добирается до более дальних мест, чем континентальная держава, но все же, просторная, автаркическая континентальная держава обладает большей выдержкой, способна на более длительные усилия. Мореплаватели — это авантюристы истории. Но зато крестьяне создают долговечное. Морякам принадлежат порты, город и его торговля, крестьянам деревня, и только она вечна. Поэтому мы хотим деревень. Большие города, если уж они должны быть, мы с удовольствием уступим другим. Будущее принадлежит не городу, который завтра еще есть, а уже послезавтра, вероятно, его больше нет. Но для нас имеет значение именно это Послезавтра, которое наступит после катастрофы, после всемирного потопа, после крушения всех городских порядков; имеет значение то время, когда выживет лишь тот, кто сам питается от земли, и, вероятно, без машин; где лишь тот может жить, у кого есть свой колодец перед дверью и своя пашня за ним.

Как вы думаете, что же произойдет, если однажды нигде больше не будет избытков продуктов? Даже если никаких излишков не будет у тех, которые их до сих пор продавали, если они тоже ничего больше не могут отдавать? Сегодня машины еще пользуются большим спросом, чем хлеб, так как хлеб пока повсюду есть. Однако поворот к противоположности это только вопрос времени. Настоящее еще обделяет тех, которые не предлагает ничего, кроме риса или хлеба, будущее же поставит в невыгодное положение того, кому сначала придется приобретать питание для себя в другом месте, так как он больше не получит его, пусть даже он будет располагать всем, что производит земля, но ему непременно нужны будут только они — рис и хлеб. Все другое второстепенно и полностью потеряет свое значение с того дня, когда на полностью перенаселенной земле каждый будет потреблять только лишь свое, и продукты за деньги нигде нельзя будет приобрести. Тот, кто жил за счет излишков других, тогда будет голодать, сколько бы у него не было разного прочего богатства. Но первым будет голодать, — безразлично где — город. Помните ли вы 1919 и 1920 годы? Тогда все хлынули в деревни и предлагали все богатства города за один фунт муки, несколько яиц или мешок картофеля. Вы думаете, что это не повторится и в совсем другом масштабе? У кого тогда были глаза, чтобы видеть, тот прочел огненную надпись на стене. Если урбанизированные народы своевременно не свернут с этого пути, то повторение этого неизбежно.

Дорога в город — это дорога в тупик. Уже почти сто лет мы опустошаем наши деревни и откармливаем за счет этого наши города. Сегодня уже больше людей сидит у письменных столов, чем ведут по полю плуг. Девяносто человек из ста едят хлеб, который создали не они, а другие, девяносто из ста не научились уже производить, в чем они больше всего нуждаются изо дня в день. Ничего из того, что в крайнем случае позволит им выжить, не получают они из первых рук, ничего кроме воздуха, которым дышат. Если откажет водопровод, они не знают, где находится ближайший колодец, ближайший источник. Если у них пропадет газ или ток, у них не будет дров, чтобы разжечь огонь, и даже если они бы их нашли, у них нет печей, чтобы топить их дровами.