Веревка повешенного - [7]

Пустяки. Значит, Арман еще в деле.

— А если бы он не был в деле?

Тогда по твоему плану: фигачить током и бежать, так? С некоторыми коррективами.

— Ну ты супер. Не зря деньги отдала. Извини, что я насчет денег.

Шестнадцатиэтажный дом, белый с зелеными полосами, оказался рядом с метро. Черные квадраты пустых окон, только в верхних трех этажах затянутые блестящими бельмами. Шули и двинулась на верхний этаж. Ментор опять по старой привычке встрепенулся: нагрузка на сердце… но сердцу нового Носителя нагрузки не вредили.

— Сюрприз, Ментор, — весело пыхтела Шули, приговаривала внутри головы в такт дыханию, — теперь с нами будешь жить, в Башне. У нас на крыше водосборник и ветряки, на весь дом на хватило бы, но на десяток квартир только так. Канализация работает!

А почему бы не жить в хордах метро, как все нормальные люди? Чай, не провинция, столица нашей родины, метро есть, хорды хорошо оборудованы, иностранцев водят смотреть. Бандюганов нет, или хотя бы их меньше.

Когда это он перешел с нейтрального безмозгло-программного тона на ворчливо-насмешливый? Менторский.

— А-а-а-а, — только и ответила Шули, но Ментор смог считать образы за этим «а-а-а-а» и сменил тему.

А возрастные люди как же тут лазают?

— Стариков тут нет. Ну, только Митька Лю из пятьдесят восьмой свою бабушку поднял, она легонькая. Но она не выходит.

На пути к верхним этажам им встретились две двери с кодовыми замками, наваренные поперек прохода. А в квартире Шули и Залины замок был старинный, механический, Шули носила ключ на шее, в корпусе от флешки.

— Шулька, привет, привет! Ну что? Где твой шайтан?

— Ну тебя! Имп. Тут он, — Шули показала на голову двумя руками. — Бойся меня, бойся!

В квартире оказалось даже почти прохладно, с порога слышался вой кондиционера. Залине было лет двадцать пять, и она носила головной платок по канону Храма Всех Религий. С туникой и шортами смотрелось необычно. Было в этом что-то от Древнего Египта. Пока Шули стаскивала ботинки, Залина принесла ей воды в кружке с сердечком.

Вы с ней вместе? — Ментор подобрал наиболее нейтральный термин десятилетней давности.

— Чего?.. — Шули поперхнулась водой. — О. Нет. Идиот.

Извини, спросил, не подумав. Просто тебе же надо будет рисовать обнаженную натуру. И не «чаво», а «что», привыкай говорить правильно.

— Ладно, — полусердито ответила Шули. — Пошли ко мне. Тут я живу, а Залинка там, у нас у каждой своя комната, как у принцесс. Чем займемся? Посмотришь мои арты?

Обязательно.

В этой комнате жили на полу. Вниз не добивает солнце из окна, затянутого полупрозрачной серебряной пленкой, наоборот, тянет холодом от кондиционера. Матрасы, пестрые подушки, циновки и коврики, зубоскал тоторо, сшитый на скорую руку из мешка, запах ветхого тряпья и соломенной набивки — все это даже уютно. Веселый девчачий сераль без султана. Старый комп стоял на низком столике, в прежней жизни деревянном ящике.

Шули потеребила ожерелье, взялась за одну из флешек в виде перламутрового жука.

— Только я не отбирала. Тут вообще все подряд. Может, я пока…

Давай-давай. Можно не открывать, просто вставляй в разъем и давай мне доступ.

Через некоторое время на громкие всхлипы вбежала перепуганная Залина. Дерзкая храбрая Шули ревела, уткнувшись носом в коленки.

— Да нет, ничего, все норм. Он говорит, я молодец!

* * *

Залина боялась за названную младшую сестренку. Шайтан делал с ней что-то. Сначала Шули купила карандаши и кисти и нарезала квадратами картонки от китайской сушеной лапши. На каждом кусочке вывела большой квадрат и стала заполнять его рисунками. Карандашом, кистью, и все это для того, чтобы потом сфоткать! Как будто нет у нее планшета. Кстати, планшет шайтан заставил купить новый, в четыре раза больше, а еще вместительный носитель информации вместо флешек и место в облаке. Именно тогда Шули чуть не продала кондиционер, Залина еле умолила ее этого не делать, и тогда маленькая дуреха продала свой шокер. Сказала, что теперь он ей не нужен, прикинь. Тряпку скомкает, положит на видном месте, и рисует тряпку, и трогать не велит. В магазине на Бутовской хорде, где Шули работала кассиром, а Залина кем придется — у нее были проблемы с чипом, она легально наниматься не могла — Шули перестала брать кофеин и сушеную лапшу, стала покупать у встречающих поезда тетушек-африк запеченный ямс и морковь. По утрам вместо кофеина делала диковинную зарядку, сгибала и вытягивала в разные стороны руки и ноги, ложилась на пол, гнулась так и сяк. Потом садилась рисовать. В рабочие дни — до работы, в выходные — на весь день. Иногда прерывалась, чтобы постоять на лопатках, задрав ноги к потолку, покачаться вперед-назад, — и снова за стило, как будто… шайтан ее подгоняет. Делала звонки в город, причем называла себя Анной, как у нее на чипе стоит, а не Шули. Потом принесла в дом вонючую крысу, дядя Рамаз сделал ей клетку. И рисовала крысу в разных видах — как она привстает столбиком, как спит в бумажном мусоре, как крутится на месте, если ее посадить в коробку, как умывается и лижет себе брюхо. В конце концов крыса издохла от жары, Залина говорила, что так и будет, крысе место в подвале. Дальше — больше: целые сутки в голос ругалась со своим шайтаном, что, мол, он не ее гребаный папаша, чтобы что-то ей запрещать, потом явилась под утро с нацелованными губами и запахом шмали на одежде, а Митька Лю взял моду ошиваться у их двери и однажды принес фирменную трехлитровую бутыль воды со вкусом родника, велел поставить у кондиционера, чтобы пить холодной. Вода была страшно вкусной, но Шули больше Митькой не интересовалась, и он понемногу зверел. Залина могла только молиться, чтобы все обошлось. Но тут снова что-то переменилось. Шули извела всю воду, смывая шан с волос, усы тоже смыла. Отнесла одежду в городскую прачечную, потом переоделась во все чистое и попросила у Залины прощения. И как же Залина плакала, когда она ушла. Без усов и без платка ходить нельзя, мало ли что случится.