Вересковый рай - [61]

Саймон ехал на север в прекрасном настроении. Он несколько отстал от остальных, пока отправлял письмо Сибелль и удостоверился, что уловка кастеляна не была раскрыта. Наконец, отправившись в путь, он развил максимальную скорость, какую мог, ожидая за день добраться до Абера или Карнавона. Однако не успел он миновать Абергавенни и оказаться в долине, которая вела на запад от Изгирид-Фаура, как на склоне холма показался гонец, окликнувший его. Принц Ллевелин в Билте, сказал он, и просит его заехать к нему с новостями. Саймон обрадовался еще больше.

Было уже довольно поздно, когда они прибыли в Билт, но Ллевелин не спал, поджидая его. Новость о «сдаче» Аска уже перелетела через горы и долины усилиями скороходов, и принц предполагал, что Саймон не станет задерживаться после отъезда Ричарда. Несмотря на то что Саймон проскакал в седле несколько часов, он сразу же отправился к своему сеньору. Ему не терпелось узнать, что собирается предпринять Ллевелин в связи с перемирием. Кроме того, чем раньше он расскажет принцу все, что знал, о чем предполагал и даже на что надеялся, тем раньше он освободится, чтобы отправиться к Рианнон.

Воспользовавшись перемирием, мысли Саймона уже переключились с искусства войны на искусство любви. Он снова и снова прокручивал в голове события того последнего дня, начиная с момента, когда нашел Рианнон в лесу, до ее последнего тихого «Счастливого тебе пути». К сожалению, эти события не показывали ему ясного пути к ее сердцу. Его смущали и обижали сомнения Рианнон в нем и в себе самой. В некотором смысле Саймон был невинным младенцем, несмотря на многочисленные любовные похождения. Он упрощенно считал всех женщин, которые уступали ему, дрянными. Он знал, конечно, что во многих случаях их мужья не заслуживали целомудренных и любящих жен. Тем не менее женщина, нарушающая свою клятву, – грешница. Так говорила церковь, так говорили люди, так и должно было быть.

Саймону очень легко было выступать судьей в этом вопросе: его мать никогда не нарушала своей клятвы, как и сестра Джоанна и невестка Джиллиан, а последние две были настоящими красавицами, и их домогались многие видные мужчины. Он не связывал поведение жен с преданностью мужей, хотя знал, что Иэн, Джеффри и Адам никогда не имели любовниц, а первые двое даже никогда не пользовались проститутками, когда разлучались со своими женами. Вероятно, думал Саймон, он был больше похож на Адама, который удовлетворял свою сексуальную потребность так, будто ходил в туалет, но Рианнон наверняка это не волновало, или волновало?

Рианнон была странной и мыслила совсем не так, как другие люди. Однако он не мог понять ее сомнений. По его мнению, «все знали», что мужчины Роузлинда уже не смотрят по сторонам, когда их любовные привязанности закрепились. Достигнув своей цели почти через пятнадцать лет мечтаний, Иэн совершенно искренне не желал никакой другой женщины, кроме Элинор. Джеффри в ранней юности был озлоблен придворным развратом; он не был бабником по природе, и его слишком ослепило невероятно яркое «солнце» его жизни, чтобы он мог подумывать об измене Джоанне. Адам любил свою тихую, на вид такую покорную Джиллиан, но он был не дурак. Он прекрасно знал, как часто дела шли так, как желала Джиллиан, а не так, как он планировал. Да, он доверял своей жене, но не хотел давать ей никакого повода не доверять ему. Он не забыл, как яростно оборонялась она, когда ее похитили, как вонзила нож в горло попытавшемуся изнасиловать ее мужчине.

То, что началось так естественно, закрепилось с годами в предмет особой гордости – отчасти как реакция на похабные комментарии со стороны других мужчин и сочувственное восхищение женщин. Мужчины Роузлинда могли иметь бурную молодость, но, выбрав свою женщину, они сохраняли верность брачным узам так же, как верность своим сеньорам. Саймон родился в этой атмосфере и мужал в ней. Он не мог понять сомнений Рианнон, и ему хотелось поговорить об этом с кем-нибудь.

Представ перед Ллевелином, Саймон подумал было, а не поможет ли ему в этом принц, но тут же вспомнил: отец Рианнон с самого начала говорил ему, что тоже не понимает своей дочери. Вдруг Саймона осенило, и он улыбнулся. Отец Рианнон мог не понимать ее, но мать… Каким же он был идиотом! Возможно, из Киквы он сумеет вытянуть что-то!

– Ты привез приятные новости? – Голос Ллевелина, словно удар хлыстом, вернул Саймона в настоящее, и он быстро прошел вперед и поклонился.

– Новости не плохие, но хорошие или нет, не могу судить. Надеюсь, вы сумеете лучше меня разобраться в этом, милорд.

– Я тоже на это надеюсь, – сухо ответил Ллевелин. – Не каждый день случается, чтобы голодная армия, понесшая тяжелые потери после штурма и откровенно не способная установить осаду или захватить замок прямой атакой, внезапно вошла в него без единого выстрела.

Саймон усмехнулся.

– Согласен, что это звучит странно, но на это есть свои причины. – Тут он подробно изложил условия перемирия, закончив словами: – Как вы думаете, милорд, король сдержит слово?

Ллевелин некоторое время медлил с ответом. Его яркие темные глаза смотрели в пространство. Потом он вздохнул: