Верен до конца - [73]

Помню, в начале лета 1941 года я выехал в полесские районы Минской области. Побывал в Слуцке, Старобине. Наведался в совхоз «Жалы» на Любанщине. Что такое были «Жалы» в недалеком прошлом? Непролазные болота, трясина, комары. Теперь же эти болота стали золотым дном. Колосистая пшеница стояла стеной, рожь — в рост человека. До революции люди в этих местах не ели хлеба досыта, ходили в лаптях. Теперь же в совхозе «Жалы» и в соседних колхозах жизнь расцвела на диво. К кому ни зайдешь, с кем ни поговоришь — увидишь веселые, приветливые улыбки, услышишь бодрую речь. Живет человек в новом доме, всего у него вдоволь, дети учатся в школах, техникумах, институтах. В селах клубы, избы-читальни, кино, лечебные учреждения. Колхозники добротно одеты. Как будто никогда и не было забитого, придавленного горем полещука!

Поехал я на Червонное озеро. Здесь сходятся болотистые и лесистые границы трех районов. И деревни здесь называются по-особенному: Забродье, Ужадье, Замошье, Подлозье, Мокрый Бор, Вязники.

Побывал я там и еще раз убедился, что давным-давно устарели эти названия. Всюду грохот машин: колхозники осушают и осваивают вековечные трясины. Подлозцы, забродцы, ужадцы стали хозяевами плодородных земель, мастерами высоких урожаев.

Возвращался я тогда в Минск и думал: какие чудесные перспективы открыты перед каждым районом нашей области, какие возможности для развития сельского хозяйства и промышленности! Что за люди-герои у нас!

В Минск приехал часов в десять вечера. Еще шло заседание бюро обкома: обсуждали текущие вопросы строительства, полевых работ. Было уже за полночь, когда кончилось бюро.

Летом я жил в трех километрах от Минска, в дачной местности Замчище. Приехал домой, прилег на кушетку, взял в руки газету и не заметил, как уснул.

Вдруг зазвонил телефон. Казалось, минуты не прошло, как я прилег: кто же мог звонить?

Я вскочил и взял трубку. Говорил товарищ Авхимович, секретарь ЦК КП(б)Б, — меня вызывали в Центральный Комитет.

Шофер еще не спал.

— Поедем, Юзик. Иди-ка разворачивай машину.

По дороге тревожно раздумывал о столь внезапном вызове: что случилось, какие это необычайно срочные дела в ЦК?

Шофер, видимо, тоже был немало удивлен. Он изредка взглядывал на меня, должно быть в надежде услышать что-нибудь, но, так и не дождавшись, проговорил:

— Наверно, что-нибудь важное…

— Не знаю, брат, — откровенно признался я. — Ничего не знаю…

Подъехали к зданию ЦК. Я зашел в приемную первого секретаря. Там уже были члены бюро ЦК, руководящие работники Совнаркома, обкома партии. Мне сразу бросились в глаза сумрачно-суровые, озабоченные лица. Никто не сидел: одни стояли, другие молча ходили по комнате в каком-то напряженном ожидании.

Вышел товарищ Пономаренко. Он поздоровался спокойным, ровным голосом и пригласил в кабинет. Мы вошли и, как обычно, расселись по обеим сторонам стола.

— Получено официальное сообщение, — сказал товарищ Пономаренко. — Фашистская Германия напала на нашу Родину. Враг не объявлял войны. Он напал на нас воровски. Наши пограничники ведут тяжелые бои, мужественно отстаивают рубежи. В бой вступают крупные войсковые соединения. Необходимо сейчас же бросить все на помощь фронту. На нас возлагается большая, небывалая в истории задача.

Тут же был принят план помощи войсковым частям и соединениям. В пограничные области и районы были направлены члены бюро Центрального Комитета партии и члены правительства с ответственными и срочными поручениями. В республике вводилось военное положение. Были определены мероприятия по проведению мобилизации призывных контингентов. Перед партийными, советскими организациями ставилась задача обеспечить бесперебойную работу транспорта, органов связи. Особое внимание уделялось вопросам защиты гражданского населения. Были приняты решения об укреплении службы противовоздушной обороны, о дополнительном оборудовании в городах бомбо- и газоубежищ, об усилении охраны промышленных объектов, транспортных узлов, средств связи. Партийной организации Минска, областным и районным организациям было рекомендовано провести в центрах собрания партийного актива, а на фабриках и заводах, в колхозах, совхозах, учреждениях — митинги.

Это было первое заседание бюро ЦК КП(б)Б и правительства нашей республики в условиях Великой Отечественной войны.

Зная, что впереди ждет меня большая и напряженная работа и вряд ли удастся вырваться домой, я воспользовался первой же свободной минутой и позвонил жене. В трубке услышал ее тревожный голос:

— Когда ты приедешь? Что нам делать?

Никогда я еще не слышал такой взволнованности в голосе дорогого мне человека. Каждый из нас обычно знал, что ему нужно делать сегодня, завтра, послезавтра. И вдруг война!.. И так в каждой семье, в сотнях тысяч семей!..

— Сегодня я, видимо, не смогу приехать, — стараясь казаться как можно более спокойным, ответил я. — Сама понимаешь… Сейчас мы выезжаем на фабрики и заводы.

…Наступило тяжелое и суровое время. С первых дней войны вражеские самолеты почти непрерывно висели над городом. Тучи фашистских бомбардировщиков сбрасывали бомбы, уничтожая мирное население, разрушая дома и заводы, культурные учреждения. Прямо над нашими головами шли тяжелые воздушные бои. Бесстрашные советские соколы проявляли чудеса героизма и отваги: бросались в бой один против пяти, а то и более вражеских самолетов.