Верен до конца - [30]

— Как будем с тобой развивать животноводство, Ничипор Трофимович? — спросил я Прихожего. — Ты специалист. Твое первое слово. Нам в комвузе такой науки не преподавали.

Зоотехник поглядел куда-то в луга за Случь, словно хотел найти там ответ или пересчитать стога сметанного сена.

— Да будем, — буркнул он.

На этом «совещание» и кончилось.

Целый день Прихожий пропадал то на фермах, то в цементном подвале на усадьбе, где у нас хранилось молоко, сливки. Работал он, как и все мы, не считаясь со временем, от зари до темна, но никаких «рационализаторских» предложений не вносил, новшеств не заводил. Вел хозяйство, как вели его деды.

А дела на фермах не поправлялись. Удои молока составляли в среднем литров пятьсот — шестьсот на корову, жирность была низкой. Невысок был настриг шерсти от овец. Кормов было в обрез, а тут еще с ферм они исчезали: доярки растаскивали в мешках, в торбочках, в карманах. Да и корм задавали они скотине неаккуратно: сорили, бросали кое-как, коровы затаптывали его.

Заходил я не раз к дояркам, колхозному пастуху. Спрашивал, как они думают поднимать животноводство.

— Что-то надо придумать, — соглашались они. — Не век же по старинке.

— Об этом я и толкую. Вы теперь сами хозяева.

— Знаем. Слыхали на собраниях.

И замолкали, как и Прихожий. Я всячески старался их расшевелить. Убеждал, что надеяться нам не на кого: у государства и без того забот полон рот. И как лучше вести хозяйство — надо покумекать самим.

— Да вы поглядите на наших коровенок, Василь Иваныч, — как-то разговорился все-таки пастух, захватывая в бурую от загара руку громадный длинный кнут. Бегают, как те собаки, ищут, чего бы сжевать. Какие у нас пастбища? Трава выгорела, а ту, что еще оставалась, повытолкли.

Примерно это же говорили и доярки:

— Как с коровы молока спросишь, когда у нее брюхо пустое?

А наша ударница тетя Паша добавляла:

— Скотина, она не глупее человека и обращенье чувствует. Что ты ей дашь, то она тебе и вернет. Нет уходу, не будет и приходу.

Я и сам отлично видел, что колхозный скот отощал, вид имел заморенный. Из района требовали, чтобы мы увеличивали поголовье. А нам это бы стадо прокормить. Коровники у нас разваливались, у ворот росли горы навоза, гнилой соломы, скапливалась черная вонючая жижа.

«Почему так туго с кормами? — размышлял я. — У нас за Случью заливные луга, вон какой травостой отменный! Правда, много сенокосных угодий распахали под зерновые. И все-таки если по-хозяйски выкашивать луга, беречь корма, то для колхозной скотины вполне хватит».

Начал я с похода за чистоту; собрал всех до одного скотников, конюхов, доярок, сказал им:

— Почему скотина должна по колено в грязи стоять? Вам же самим через эти кучи лазить приходится.

— Времени не хватает, Василий Иванович. И так в потемках подымаемся, в потемках в постель тыкаемся. А там еще по дому сколько переделать. Щи-то надо сварить, детишек прибрать?

— Небось пану Крупскому так бы не ответили. У него разговор был короткий: делай все на совесть или бери расчет.

Смущенно улыбаются, жмутся, отворачиваются.

— Там деньги платили, — бросил один, из, конюхов. — Хоть и малые, а все же…

Такого ответа я ожидал.

— Вот какая у тебя душа, Ефим Семеныч, — сказал я. — Только на деньги откликается. Значит, тебе все равно, стоит над тобой управляющий с кнутом или ты сам себе хозяин? Тогда-то небось в три погибели гнулся, из кожи лез, а теперь полдня потягиваешься. Потому и «палочки» у вас пустые, что так рассуждаете. Конь телегу не потянет — с места она сама не тронется. Давайте и мы как следует рукава засучим, а уже после будем обсуждать, выйдет что или не выйдет. А языкам своим отдохнуть дадим. Посмотрите, какие горы навоза скопились у коровника. А на поле этот навоз лишним пудом хлеба обернулся бы. — И, чтобы показать пример, я первый взял вилы. Поднял лопату пастух, подключились доярки, и мы устроили настоящий субботник.

Так мы очистили ферму, свезли навоз на поля. После этого мне пришлось-таки взяться за специальную литературу по животноводству, беседовать со стариками. Они посоветовали подкармливать коров и на ферме, после того как их пригонят с пастбищ: «Охапки две-три свежей травы подбросить в ясли, пускай жуют».

— Что ж, — согласился с этим предложением Прихожий. — Я не противник. Только б в зиму не остались без сена.

— Надо ударить по рукам тех, кто ворует корма, — ответил я. — Тогда наверняка хватит.

На это Прихожий промолчал.

Второе, что я ввел по совету одного старика, — ночной выпас колхозного стада. Делали мы это в особенно знойную погоду, когда днем жара, оводы, слепни не давали скотине спокойно поесть. Вроде бы простое, немудреное дело, а удои сдвинулись, стали постепенно расти.

С каждым днем я все больше осваивался в Метявичах, вживался в колхозные дела, ближе узнавал людей. Жена хозяйничала, старшая дочь Оля нашла себе подруг среди будущих одноклассниц. Приглядывался и к нам народ: чего мы сто́им.

Понадобилось мне раз ехать в Старобин по вызову райкома. Пришел я на конюшню и сказал, чтобы запрягли гнедого в повозку. Конюх вывел лошадь из станка и стал надевать хомут. Надел его неправильно, клещами кверху, а сам хитро косится на меня. Явно ждет: что же я буду делать?