Верен до конца - [163]

Потом началось вручение медалей, и тут уже аплодисменты не смолкали. На сцену торжественно, взволнованно поднимались один за другим ветераны Отечественной. Щелкали фотоаппараты. Вручая медаль в красной коробочке, Василий Иванович приветствовал награжденного добрым напутственным словом, дружески пожимал ему руку. Иногда, полуобняв очередного ветерана, он слегка подталкивал его к краю авансцены, и огромный зал замолкал, понимая, что Козлов хочет что-то сказать.

— Вот вы видите перед собою, товарищи, Арона Хинича. Совсем штатский человек, не правда ли? Директор совхоза «Старобинский». А двадцать с лишним лет назад это был лихой партизан.

Арон Хинич, смуглый, высокий, слегка сутуловатый, смущенно молчит. Он и польщен похвалой, и неловко ему от всеобщего внимания.

— А помнишь, Арон, как ты среди бела дня фашиста выкрал? Ценного «языка» нам тогда привел!

Василий Иванович сердечно жмет руку раскрасневшемуся директору совхоза. Хинич спускается со сцены, а его место занимает уже новый — старший лейтенант, в военной форме, с несколькими орденами и множеством медалей.

Затем заведующий наградным отделом Президиума Верховного Совета республики называет следующую фамилию. И вновь Козлов не сразу отпускает со сцены стоявшего перед ним пожилого человека, коротко остриженного, с заметной сединой.

— Вот и опять знакомый, еще более стародавний. С Егором Семенычем мы еще задолго до войны сдружились. Он трактористом работал, а я директором. И для него и для меня дело было новое. Горя немало хлебнули, пока освоились, попривыкли. И вот теперь, Егор Семеныч, погляди, что получилось-то. Сеяли мы с тобой ячмень да ржицу, а выросли дома да фабрики.

Поистине удивительна память у Василия Ивановича! Он не только узнавал в лицо механизаторов и председателей колхозов, с которыми работал тридцать лет назад, но и называл их по имени-отчеству, будто только недавно с ними расстался.

…На сцене, конфузясь, стоит приземистая пожилая женщина с загорелым лицом, в синей опрятной кофточке. В большой, рабочей руке она нервно мнет носовой платочек. Зал гремит аплодисментами, женщина от волнения не знает, куда глаза деть. Но Козлов не отпускает ее со сцены.

— Обожди, Любовь Никитична, не на смену ж опаздываешь? — говорит он, придерживая ее за локоть. — Нынче праздник, можно и не спешить. Сколько мы с тобой не виделись? Без малого десяток лет. Вот эта скромная женщина… и та вон, что сидит в первом ряду, тоже Стещиц, Феня Федоровна, — золовки. Обеим сейчас награды вручим. Они с первых дней подполья начали работать в нем, служить Родине. Это были надежные, смелые и очень выносливые связные. Ни разу я не слышал, чтобы они отказались от какого-нибудь трудного поручения, сослались на болезнь или на малых детишек. А сколько пришлось им отшагать по лесам да болотам! Знали: если гестаповцы поймают — виселица. Мало ли таких погибло? И это еще не все, товарищи. Женщины эти в голодный год собирали мешки орехов в лесу, грибы, кормили ими партизанский отряд. Эти орешки я даже в Москву, в Кремль, возил, как партизанский гостинец.

Когда окончилась церемония вручения медалей, Василий Иванович подошел к трибуне, облокотился на нее, желая в заключение сказать несколько слов. Зал затих.

— Вот сейчас, товарищи, страна еще раз отблагодарила вас за сыновнюю любовь, за то, что вы, не щадя живота, своей крови, отстояли землю отцов от нашествия чужеземных полчищ. Трижды после войны довелось мне побывать в Германии. В Восточной, конечно. Первый раз — в сорок шестом году. Немцы тогда не подымали головы, в глаза не смотрели. Потом, в 1953, голову стали поднимать. Но поглядывали больше искоса. А вот уже в этом году ездил с делегацией на День Победы — совсем иной коленкор.

В зале волной прокатилось оживление.

— Сейчас, в 1965 году, — продолжал Василий Иванович, переждав шум, — немцы совсем не те, что были двадцать лет назад. В Западной Германии и сейчас еще много наших врагов. Но в Германской Демократической Республике все наши друзья. Я своими глазами видел, с каким воодушевлением трудятся там люди. Разве позволит трудовой народ, чтобы вновь загремели взрывы? Нет!

…В небе блистали звезды, когда из кинотеатра «Солигорск» повалил народ. На улице было много гуляющих. Ярко светились открытые окна ресторана «Огонек». Сюда и направились многие награжденные — друзья по партизанской борьбе и партийному подполью. Упросили они прийти и поднять тост за юбилейные медали и Василия Ивановича Козлова.

Все знали, что пил он только минеральную воду. После жестокого инфаркта врачи предписали ему строгий режим.

— А может, хоть одну чарочку, Василий Иванович? — спросил Хинич.

— Или ты меня не знаешь, Арон? — ответил Козлов. — Было время, охотно и две выпивал. Нельзя. Подымаю бокал с вином, тост произношу… а пью воду.

На следующий день, после вручения орденов и медалей еще одной группе награжденных, мы возвращались в Минск. Василий Иванович торопился, Нужно было привести в порядок все дела до отъезда в Москву, где ему предстояла месячная работа в Президиуме Верховного Совета СССР.

А мне эта поездка запомнилась особенно.

Я тогда впервые услышал выступление Василия Ивановича. И подивился: до чего же крепкие узы связывают его с народом.