Вердикт двенадцати - [43]

— Похоже, сержант, эта Ада очень разговорчивая девушка; пусть-ка она лучше все это расскажет нам. Но не забывайте, миссис ван Бир и сама отравилась.

— Только слегка, сэр. А из той самой вырезки она знала, что для нее это практически не опасно, до смерти таким ядом может отравиться только ребенок. Честно говоря, она вообще не рисковала. Ее сразу вырвало. За ленчем она выпила почти полбутылки портвейна, он и сработал. По крайней мере, мог вызвать рвоту. А то просто поднялась к себе наверх и сунула в рот два пальца.

— Понимаю. Стало быть, вы считаете, что за те полчаса, пока блюда стояли на столе, она набрала горсть пыльцы и подмешала в приправу. Возможно. Вероятно. Но нужны более веские доказательства.

— Да, сэр.

— Вдруг ее кто-нибудь видел за этим делом? Займитесь Адой, инспектор, — она, похоже, в курсе всего на свете. Отправьте туда сержанта. Выясните, не помнит ли Ада — и вообще кто бы то ни было, — чтобы кто-то заходил в столовую в промежутке между тем, как миссис Родд накрыла на стол, и тем, как сели за ленч. Пусть быстренько проверит, на месте ли книга с вырезкой, а если ее не найдут, то придется как-то впустить в дом Гиллингема. Кстати, попробуйте выяснить у Уаймена в Рэкхемптоне и у всех владельцев мелких киосков, кто заказывал год назад номер «Наставника Восточного Эссекса». Это у них наверняка где-то отмечено: не так уж часто у нас в Девоне заказывают местную газету из Восточного Эссекса. Если записи не обнаружится, значит, она скорее всего посылала заказ напрямую! В таком случае запросим редакцию: там могли зарегистрировать требование.

— Совершенно верно, сэр, — сказал инспектор и встал. Потом добавил: — Помимо двух женщин есть и другое лицо, которое могло это сделать.

— Вы имеете в виду Родда? Да, я о нем думал. Ему тоже на руку смерть мальчика, и он точно так же находится под подозрением. Но у него не было доступа в столовую. С другой стороны, он, как садовник, вполне мог знать о том, что пыльца плюща — смертельный яд. Сколько такого, что в учебниках выдается за малораспространенные сведения, прекрасно известно простым людям; ученые где-нибудь в Лондоне даже и не подозревают об этом. Разумеется, о Родде тоже нельзя забывать.

— Я не имел в виду Родда, сэр. Я говорил о Филиппе Аркрайте.

— Об умершем мальчике? Но он-то как мог?

— Он мог решить разделаться с тетушкой. Она ведь убила его любимого кролика; он ее ненавидел и был к тому же нервным, необузданным ребенком. Вырезка могла попасть ему в руки, вот он и начал действовать соответственно. Он мог подсыпать пыльцы в салатницу. С его точки зрения, ему просто не повезло, что тетушка выблевала съеденное из-за обильного возлияния за ленчем, тогда как отравы, которую пришлось проглотить ему самому во избежание подозрений, хватило, чтобы его прикончить. Вероятно, он не сообразил, что слишком слаб, чтоб на такое пускаться.

— Но если он прочел вырезку, то должен был понимать, что ему это грозит почти верной гибелью.

— Понимать-то он, может, и понимал. Но, может, ему было уже все равно, лишь бы спровадить на тот свет милую тетушку.

XI

Выдержка из письма Эдварда Гиллингема к Элен Картнелл, написанного несколько дней спустя, после того как полиция основательно допросила всех слуг, о чем молодой человек, впрочем, не знал…

«…Дело о смерти несчастного Филиппа Аркрайта принимает скверный оборот. Нынче утром за мной зашел сержант Ноулз, сказал, что идет к миссис ван Бир, и официально предложил его сопровождать. С ним был высокий мужчина — тогда, в Рэкхемптоне, мне его представили как инспектора Холли. От меня требовалось найти вырезку, так мне сказали, но я хотел знать больше. Ты, конечно, начнешь выговаривать мне за излишнее любопытство, но, в конце концов, я очень важный свидетель и оказываю полиции серьезную услугу, поэтому я решил, что по справедливости они должны посвятить меня в суть дела. Я расспрашивал их как умел; они отмалчивались, но я так повел разговор, что кое-что удалось у них выпытать.

Они не признались, что определенно кого-то подозревают, но сказали, что выяснили, кто заказал прошлогодний номер эссекской газеты. Заказано было киоскеру, что торгует наискосок от „Красного льва“, напротив рэкхемптонского вокзала. Миссис ван Бир обычно покупает у него газеты и журналы. Сначала он не припомнил заказа, но потом сверился с книгой и нашел. Действительно, необычный заказ, пришлось специально запрашивать номер в Эссексе. Сперва он сказал, что забыл клиента, но потом вроде припомнил, что миссис ван Бир присылала записку, чтобы добыл для нее эту газету. Жена его, напротив, утверждала, что это был Родд — пришел и заказал, сверяясь с бумажкой. Затем она заявила: нет, муж был прав. Инспектор Холли считает, что ни он, ни она ничего не помнят, а только стараются ублажить полицию.

Кроме этого мне ничего не удалось из них вытянуть. Мне было интересно, как они собираются объяснить мое присутствие. Они выкрутились, заявив, что вообще не станут ничего объяснять. Но я все равно чувствовал себя не в своей тарелке.

Нам открыла миссис Родд. Инспектор спросил, дома ли миссис ван Бир. „Да, она в саду“. Инспектор сказал, что хотел бы с ней побеседовать, но, кстати, хотел бы заодно задать Аде пару вопросов. Сделав вид, что нас пригласили войти, он проследовал в гостиную, где оставил меня и сержанта, а сам прошел на кухню.