Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова - [64]
В сентябре Быстролетов отдыхал в санатории НКВД в Хосте, а затем отправился в Карелию. Начальник ИНО готовил Ганса к новому заданию. Ему сделали паспорт на имя Джона Венто – уроженца Финляндии, гражданина Канады с 1913 года, женатого на Айли Венто из Чехословакии. Датой выдачи документа выбрали 28 сентября 1932 года. Отдельная запись сообщала, что у супругов Венто есть пятилетний сын Энсио. Фотография мальчика была вклеена в паспорт – как известно, семейные люди с детьми вызывают больше доверия. Личность господина Венто была удостоверена подписью сэра Брабазона, генерал-губернатора Канады (к тому моменту ушедшего в отставку).
«Так как паспорт, по которому мы должны были выехать в Японию и дальше, был канадский на имя инженера-лесовика, то нас отправили в Карелию для ознакомления с лесными разработками и заготовления фотографий, нужных для наших чемоданов при осмотре границы и на случай негласного обыска в гостинице, – объяснял Быстролетов в «Путешествии на край ночи». – Мы снимались на фоне леса и бревен в канадских костюмах, с канадскими газетами или с банкой канадских консервов в руках».[288]
Однако в паспорте в графе «Профессия» на самом деле значилось «Художник», и Мария Шелматова, вероятно, должна была остаться в Москве (ведь она не могла взять с собой фиктивного сына). В повести «Залог бессмертия» представлена иная версия:
«Я получил задание – под видом голландца выехать с женой в Нидерландскую Индию, купить там плантацию и вступить в голландскую профашистскую партию, затем перебраться в Южную Америку и вступить там в местную организацию гитлеровской партии, а затем, как фанатичный последователь фюрера, явиться в Европу, где на случай войны с Германией меня свяжут с очень важным источником в генштабе вермахта. В моем присутствии доклад об этом назначении сделал Н.И.Ежову начальник ИНО А.А.Слуцкий… Ежов внимательно выслушал, взял синий карандаш, размашисто написал на первой странице доклада: “Утверждаю”, потом сказал мне: “Мы даем вам наш лучший источник. Цените это… О матери не думайте – мы во всём ей поможем. Спокойно поезжайте за границу. Помните: Сталин и Родина вас не забудут”. Обнял, три раза поцеловал в губы и щеки. Я вышел взволнованный и воодушевленный».[289]
Но у ИНО не было агента в германском генштабе. Самый высокопоставленный источник служил в гестапо – начальником отдела контрразведки на военных предприятиях. Имелся ценный осведомитель в отделе связи министерства авиации – в чине обер-лейтенанта. Связи с берлинскими источниками успешно поддерживал нелегальный резидент Василий Зарубин. Да и могла ли маска художника из Канады служить надежным прикрытием для разведработы в нацистской Германии? Возможно, Джону Венто предстояло ехать в Англию? После отъезда Малли, а затем и Дейча лондонская сеть, состоявшая из нескольких ветвей, осталась без куратора; легальному резиденту – атташе полпредства СССР – было не по плечу взять ее полностью на себя.
Долгая зарубежная командировка стала бы для Быстролетова спасением, несмотря на все ее риски. Однако богине судьбы надоело плести нить жизни потомка графа Толстого, и она отбросила пряжу в сторону, перепутав ее с нитями других таких же внезапных несчастливцев.
Партячейка московского авиационного завода им. Фрунзе решала вопрос чрезвычайной важности. Начальник цеха № 8 Давид Эвенчик был уличен в сокрытии своего эмигрантского происхождения и связях с врагом народа Чаромским. По правде говоря, Эвенчик ничего не скрывал, в отделе кадров имелись сведения: до 1925 года он жил в Чехословакии, окончил машиностроительный факультет Высшей технической школы в Брно, состоял в Союзе студентов-граждан СССР; оказавшись в Москве, получил направление в Авиатрест. На завод № 24 его взяли инженером-практикантом, а уже в 1931-м сделали замначальника механического цеха. Завод им. Фрунзе выпускал двигатели для самолетов, и работу его конструкторского бюро курировал Центральный институт авиационного моторостроения. Кто же знал, что главный конструктор ЦИАМ Чаромский – скрытый контрреволюционер и троцкист…
Общим голосованием Давида Эвенчика исключили из ВКП(б). А 16 сентября 1937 года на всякий случай уволили с завода. И не «ошиблись». Вскоре за Давидом пришли строгие люди в синих фуражках – из 3-го (контрразведывательного) отдела Управления госбезопасности УНКВД по Московской области. Поначалу он отрицал свою виновность, но 5 октября «раскололся» – судя по протоколу допроса, как только услышал: «Следствие располагает точными материалами о вашей вредительской деятельности!». «Я признаю себя виновным полностью… Я решил твердо, правдиво и честно давать показания о своей вредительской деятельности». Эвенчик назвал руководителей и членов троцкистской организации на заводе № 24, рассказал о планировании и характере подрывной работы, а потом в порыве откровения поведал, что занимался еще и шпионажем в пользу Германии. Он был завербован в Брно немецким журналистом по фамилии Таубе. «Давать информацию шпионского характера по приезде в СССР» согласились также Константин Юревич и еще два студента-эмигранта. Эвенчик уехал первым и пересылал собранные сведения Юревичу, пока тот не дал «отбой» по причине потери связи с Таубе. Когда Юревич, в свою очередь, приехал в Москву, то «вопрос о нашей шпионской деятельности не поднимался».
