Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова - [63]

Быстролетов временно числился в резерве и служил согласно старой должности – переводчиком, в 10-м отделении ИНО ГУГБ (научно-техническая разведка). Ему выделили квартиру в ведомственном доме в поселке Сокол; жалования хватало, чтобы содержать семью – жену и старенькую маму, приехавшую из Анапы. В Москве у него не было друзей – только начальники. Женька Кавецкий после секретной командировки в Америку получил увольнение и уехал в Одессу, где стал капитаном теплохода. Быстролетова отпускать не собирались. Аттестовали на звание старшего лейтенанта госбезопасности. Базаров, Малли и Порецкий прислали из-за кордона рекомендации для вступления в ВКП(б):

«За время работы с тов. Быстролётовым я имел случаи видеть, как он, имея разрешение прервать работу из-за наличия непосредственной серьезнейшей угрозы его личной свободе, не прервал ее, а оставался на работе до тех пор, пока не доводил ее до конца. Исключительно добросовестный в проведении возложенных на него задач и исполнительный, он заслужил доверие к себе. Борис Базаров»;

«Работая с т. Быстролётовым, я убедился не только в его дисциплинированности, способности и старательности, но и в его безусловной преданности партии, находясь вне которой он всегда чувствовал себя связанным с нею. Весь образ его жизни, его личные интересы, как и методы и приемы его работы, определялись тем, что он чувствовал для себя обязательными те нормы, которыми определяются поступки и мышление партийца. Теодор Малли».[285]

Но на Лубянке творилось что-то немыслимое. Новый начальник ГУГБ Фриновский на собрании партийного актива во всеуслышание назвал Артузова шпионом. Одного из создателей советской внешней разведки еще в январе 1937 года сняли с должности замначальника Разведуправления РККА и по указанию Ежова назначили научным сотрудником Учетно-регистрационного отдела ГУГБ. В ночь на 13 мая, сразу после злополучного собрания, его арестовали. На допросах в Лефортовской тюрьме Артур Христианович продержался две недели и в конце концов «решил встать на путь полного признания преступлений»: да, он шпионил в пользу французской, немецкой, английской и польской разведок (немцам «передавалось всё более или менее ценное») и активно участвовал в контрреволюционном заговоре внутри НКВД, который возглавлял Ягода.

Бывшие коллеги Артузова не знали о его показаниях, но ничего хорошего, разумеется, не предполагали. Когда оперативники пришли за Феликсом Гурским – начальником 10-го отделения ИНО, тот стремительно открыл окно своего кабинета и бросился вниз.

Люди Ежова теребили разведку выборочно: легального резидента в Берлине Бориса Гордона взяли вскоре после вызова в Москву, а Теодора Малли, вернувшегося из Англии, не тронули. Из Парижа отозвали и арестовали руководителя нелегальной резидентуры Станислава Глинского, тогда как Борис Базаров продолжал руководить разведсетью в Нью-Йорке. Начальник ИНО Слуцкий лишился помощника – майора Самсонова-Гольста, «уличенного» в шпионаже. По обвинению в шпионской деятельности забрали Карла Силли – начальника 1-го отделения ИНО, отвечавшего за Германию, Италию и Чехословакию.

17 июля 1937 года Игнатий Порецкий передал через парижское полпредство пакет в Москву.

«В ЦК ВКП. Письмо, которое я вам пишу сегодня, я должен был написать уже давно, в тот день, когда “шестнадцать” были убиты в подвалах Лубянки по приказу “отца народов”. Я тогда молчал, я не поднял голоса протеста и при последующих убийствах, и за это я несу большую ответственность. Велика моя вина, но я постараюсь ее загладить, быстро загладить и облегчить этим свою совесть. Я шел вместе с вами до сих пор – ни шагу дальше. Наши дороги расходятся! Кто теперь еще молчит, становится сообщником Сталина и предателем дела рабочего класса и социализма».

Адресат не затянул с ответом. Вечером 4 сентября неподалеку от Лозанны полицейские обнаружили изрешеченное пулями тело мужчины, в котором опознали разведчика-невозвращенца Рейсса.

Вальтер Кривицкий, опасаясь за свою участь, запросил у французского правительства политического убежища. Его заявление цитировали газеты:

«Встав перед выбором, идти ли мне на смерть вместе со всеми моими старыми товарищами или спасти свою жизнь и семью, я решил не отдавать себя на расправу Сталину».[286]

Сразу два бывших куратора деятельности агента Ганса оказались «предателями». Вопрос о приеме в партию сразу завис – пока по формальной причине: минус одна рекомендация. Оформление звания тоже притормозилось. Тем не менее, Быстролетова привлекли к важному делу. Слуцкий по указанию Сталина формировал специальные курсы для подготовки разведчиков – Школу особого назначения НКВД. Пока готовилось ее открытие, опытные нелегалы составляли учебник, и Быстролетов написал две главы – «Конспирация» и «Легализация».

Знал ли он об убийстве Порецкого? Возможно, поскольку общался в Москве с Леппиным, причастным к организации покушения. Швейцарская полиция, расследуя убийство совместно с британскими спецслужбами, предположила, что Йозеф Леппин – по всей вероятности, агент Пауля Хардта, – выманил Рейсса на доверительную встречу в Лозанну. А утром 4 сентября сообщил ему телеграммой о переносе встречи на несколько дней. У НКВД нашлась другая приманка – Гертруда Шильдбах, давняя подруга Порецкого, которую сопровождал киллер с паспортом на имя Франсуа Росси. Они остановились в одном отеле и оба не вернулись в день убийства, бросив свои вещи. Леппин объявился в Лозанне утром 5 сентября и тем же вечером поспешно съехал из гостиницы.