Вербовщик. Подлинная история легендарного нелегала Быстролетова - [39]

«Малли был прирожденным европейцем, – вспоминал разведчик-вербовщик Александр Орлов. – Его с равной легкостью принимали за венгра, австрийца, немца или швейцарца. Он отличался смелостью и охотно брался за выполнение самых опасных заданий… Слуцкий, очень ценивший Малли, приписывал его успехи внешнему обаянию и внутреннему такту в общении с людьми».[198]

Семен – это Самсонов-Гольст. Борис Берман – разведчик сталинского призыва, десять лет прослужил в ВЧК-ОГПУ на внутреннем фронте (некоторое время – начальником КРО в Средней Азии). После того, как Политбюро приняло решение «дать ОГПУ для иноработы особо проверенных и стойких партийцев», в январе 1931 года получил назначение резидентом в Берлин вместо Гольста. Берман принял налаженный разведывательный аппарат; на германской резидентуре Артузов опробовал новую схему, сочетающую работу с легальных и нелегальных позиций. Берман – справился. Неплохой организатор и довольно проницательный человек, он умел не только принимать отчеты, но и ставить задачи, однако «в полях» себя так и не проявил: единственная вербовка, которую в октябре 1934 года Берман попытался провести сам перед отъездом в Москву, оказалась неудачной. Впрочем, это не помешало ему стать зам. начальника ИНО.

Именно Берман рекомендовал Быстролетову увезти жену в Швейцарию:

«Мы поместим ее в санаторий, и она станет базой хранения паспортов».

Мария Шелматова более года пробыла в заключении в австрийской военной тюрьме – выполняя поручение мужа, она попалась на границе с некими предосудительными материалами в багаже. Она выдержала следствие, не раскрылась и получила пять лет по обвинению в шпионаже. Добившись в 1932 году ее освобождения по амнистии (делом занимался хороший адвокат), Быстролетов нашел для жены санаторий в Давосе.

«Это “Вот и прекрасно!” я никогда не мог простить Борису, – вспоминал Дмитрий Александрович. – Болезнь сначала приняла тяжелые формы, и жена едва не умерла… Но швейцарская природа и методы лечения сделали свое: она поправилась и действительно стала нашей базой хранения паспортов и денег. Виделись мы редко, но дали друг другу слово, что, как бы мы оба ни грешили физически, духовно останемся друг для друга самыми близкими людьми. Работала жена исключительно честно, четко и смело».[199]

Под псевдонимом Петр действовал Станислав Глинский – еще один ученик Артузова. Участвовал в операции «Синдикат-2» по выманиванию Савинкова, в многоходовой операции «Трест». Впечатляет список мест его заграничной службы: Данциг, Варшава, Хельсинки, Рига, Прага, с лета 1934 года – Париж. Как резидент он занялся разведкой по Германии с французской территории и одновременно руководил работой по нейтрализации РОВС.

Пепик – Йозеф Леппин – и его жена Эрика были хорошо знакомы Быстролетову по Праге. Леппин окончил юридический факультет Карлова университета и состоял в Коммунистической партии Чехословакии. В одной из рукописей Быстролетова говорится, что именно ему удалось хитростью заполучить подлинные документы аристократа Переньи, погибшего в автокатастрофе в Италии. Пепик последовал за Гансом в Берлин, а в Лондон прибыл в сентябре 1930 года, назвавшись студентом. Через год к нему присоединилась Эрика. В июле 1932-го Леппин зарегистрировался как корреспондент газеты «České slovo», и констебль, на всякий случай навестивший приезжих по месту проживания, не заметил ничего подозрительного:

«Он предъявил удостоверение, подписанное редактором данной газеты… Пишет на политические и экономические темы… Надеется остаться в Англии на дальнейшие двенадцать месяцев, что позволит ему улучшить знание английского языка… Он кажется искренним и заслуживающим доверия. Оба правильно зарегистрировались в полиции».[200]

В 1931 году резидент Берман попросил агента Ганса найти надежного человека, способного оказать «техническую помощь советской разведке на морских судах для перевозки нелегальной почты между Америкой и Европой». Быстролетов порекомендовал Кавецкого: «Морское дело он знает хорошо, очень энергичный человек, готовый на любой риск». Да-да, Женьку, друга юности, товарища по скитаниям, с которым расстался в Константинополе.

Кавецкий тогда нанялся на пароход, стоявший на ремонте, и в первом же рейсе на Сицилию сбежал в порту. Добрался до Неаполя, потом до Ниццы и через Францию до Антверпена. Приобретенная в приключениях изворотливость помогла ему получить место в команде трансатлантического лайнера компании «Red Star Line». В 1924 году Кавецкий сошел на берег в Новом Орлеане. Ну а дальше… Мореходное училище, гражданство Соединенных Штатов и диплом капитана дальнего плавания. Пытаясь разыскать Димку, он писал в Чехословакию по адресу, который тот оставил, уезжая с гимназистами. И в 1928 году вдруг получил ответ. А спустя два года, с очередным письмом – предложение переехать в Германию на «интересную и хорошо оплачиваемую работу». В Берлине Быстролетов раскрыл перед ним карты. Женька согласился сотрудничать с советской резидентурой: соблазн получить право вернуться на родину оказался весомее всего, что он имел. Борис Берман, побеседовав с русским американцем, решил поставить его на политическую разведку. Формально Кавецкий учился в немецком институте. По заданиям резидента – «изучил ряд объектов в Берлине, Гамбурге, Дрездене, Базеле». Когда Бермана отозвали из Берлина, Кавецкий перешел в подчинение Малли и Быстролетова. Теодору Малли запомнились его слова: