Вербное воскресенье - [47]

Представляете?

Сравните это с бюджетами Сесиля Б. Де Милля[10].

Кино — лишь один из протезов, в которых нуждаются люди с какими-то недостатками. Мы ведь живем не только в век кино, но и в век вставных зубов, стеклянных глаз, париков и силиконовых грудей.

Рецепты на кино нужно выписывать людям, которые не хотят или не могут читать и у которых нет воображения. Отсутствие воображения можно компенсировать актерами и декорациями — в сопровождении музыки и всего, что нужно.

Правда, кино — невообразимо дорогой способ рассказывать что-то людям. Это же относится к телевидению. Больше того: здоровые люди могут получить передозировку актеров и декораций и одним прекрасным утром обнаружат, что их собственное воображение отсохло за ненадобностью.

Единственное лекарство от этого — библиотека и умение читать.

Чтение тренирует воображение, заставляет его наливаться силой.

Вот так-то.

Наверное, уместно было бы вспомнить что-то высокодуховное по этому поводу. К несчастью, перед вами унитарий. Я очень плохо разбираюсь в святынях.

Священным для меня является язык, что еще раз показывает, как мало я знаю про святость.

Священной для меня является литература, что, в свою очередь, показывает, как мало я знаю про святость.

Для меня священна свобода говорить в своей стране все, что захочется. Это особая привилегия не только для нашей планеты, но и, полагаю, для всей Вселенной. Нам ее никто не давал. Такие вещи приходится получать самостоятельно.

Для меня священна медитация, поскольку мне кажется, что секреты бытия и небытия кроются где-то у нас в головах или в головах других людей.

И я верю, что чтение и письмо — самые плодотворные формы медитации, известные людям.

Читая работы самых интересных умов в истории, мы медитируем двумя сознаниями — своим и авторским.

Это настоящее чудо.

Девиз этой досточтимой библиотеки повторяет девиз всех людей, занимающихся медитацией: «Сохраняйте тишину!»

Моя речь подошла к концу.

Спасибо за внимание.

МАРК ТВЕН

Меня восхищает ум Марка Твена. Восхищает с детства и по сей день. Когда я был достаточно юн, чтобы считать свой родной континент беспредельно захватывающим и поразительным, и мне казалось, что нет никакого смысла интересоваться людьми из других стран, личность Марка Твена служила тому подтверждением. Я полагал, что нужно брать пример только с других американцев. Теперь я не так в этом уверен. Оказалось, что быть американцем до мозга костей не так уж удобно и приятно.

Поскольку я одновременно юморист и автор серьезных романов, меня попросили произнести речь на столетнем юбилее замечательного дома Марка Твена в Хартфорде, штат Коннектикут. Церемония состоялась 30 апреля 1979 года. В мою честь на бильярдном столе на третьем этаже дома расставили шары, и мне предложили разбить пирамиду кием самого Марка Твена. Я отказался. Не посмел предоставить духу Марка Твена возможность подать знак, что он думает обо мне, послав биток прямо в лузу, минуя остальные шары.

Вот моя речь:

— Это здание для любого американского писателя — дом с привидениями. Не удивляйтесь, если к концу этой речи я стану совсем седым.

Хочу процитировать прежнего владельца этого дома: «Когда я встречаю в художественной или биографической литературе четко очерченное действующее лицо, я обычно отношусь к нему с самым живым интересом, так как был знаком с ним раньше — встречал его на реке»[11].

Сдается мне, что это глубоко христианская фраза, эхо Нагорной проповеди. Как и множество шуток, она начинается обезоруживающе тихоходным вступлением и неожиданно провокационным финалом.

Я повторю ее, мы ведь здесь собрались для повторения. Влюбленные, считай, только это и делают — повторяют друг за другом.

«Когда я встречаю в художественной или биографической литературе четко очерченное действующее лицо, я обычно отношусь к нему с самым живым интересом, так как был знаком с ним раньше — встречал его на реке».

Два слова, по-моему, делают эту шутку священной: «живой» и «река». Река, конечно, символ жизни — и не только для речных лоцманов, но даже для жителей пустыни, для людей, которые никогда не видели крупных рек. Марк Твен говорит и повторяет то же, что Иисус говорил много раз: невозможно не любить человека, полного жизни.

Я, конечно, скептически смотрю на божественность Христа и не верю в существование Бога, которого заботят наши дела и мысли. Меня так вырастили — в самом сердце того, что провинциалы с восточного побережья именуют «библейским поясом». В годы, когда формировалась моя личность, этот скептицизм подпитывал и Марка Твена, и других замечательных людей. Позже мой недостаток веры и любовь к литературе, которая его вызывает, унаследовали мои дети.

Я тронут тем, что мне представилась возможность облечь в слова тот труднодостижимый идеал, что я унаследовал от своих родителей и Марка Твена и смог передать дальше. В двух словах он звучит так: «Живи так, чтобы в Судный день мог сказать Богу — я был очень хорошим человеком, хоть и не верил в тебя». Слово «Бог», кстати, в моей речи употребляется с большой буквы, как и все обращения к Нему.

Нам, неверующим скептикам, хотелось бы фланировать по райским кущам и говорить тем, кто протирал колени в церквях на бренной земле: я никогда не думал о том, чтобы угождать или досаждать Богу — я просто не принимал его в расчет.