Вербное воскресенье - [28]

ИНТЕРВЬЮЕР: Известный график?

ВОННЕГУТ: Он самый. Так вот, Сол сказал, что во всех областях искусства были люди, которые творили под влиянием прежних шедевров, триумфов и фиаско искусства, и все остальные. Я отношусь к «остальным», иначе и быть не могло. Я не умею шутить шутки с литературным наследием просто потому, что я никогда его серьезно не изучал. В Корнеллском университете я учился химии, в Чикагском университете — антропологии. Господи, да мне было тридцать пять, когда я открыл для себя Блейка, лишь в сорок прочел «Мадам Бовари», в сорок пять я впервые услышал про Селина. По какой-то странной прихоти судьбы я прочел «Взгляни на дом свой, ангел» в самое подходящее время.

ИНТЕРВЬЮЕР: Когда?

ВОННЕГУТ: В восемнадцать лет.

ИНТЕРВЬЮЕР: Вы всегда любили читать?

ВОННЕГУТ: Да. Я вырос в доме, набитом книгами. Но я никогда не читал книги ради оценок, не писал по ним сочинений, не отстаивал свою точку зрения на семинарах. Я безнадежный неумеха в обсуждении книг. У меня в этом нулевой опыт.

ИНТЕРВЬЮЕР: Кто из вашей семьи больше всего повлиял на вас как на писателя?

ВОННЕГУТ: Наверное, мать. Эдит Либер-Воннегут. Когда практически все состояние моей семьи сгорело в Великой депрессии, моя мать решила, что может заработать капитал написанием рассказов для модных журналов. Вечерами она ходила на писательские курсы. Изучала журналы, как заядлые игроки изучают расписание бегов.

ИНТЕРВЬЮЕР: Раньше у нее были деньги?

ВОННЕГУТ: Мой отец, скромный архитектор, взял замуж одну из богатейших девушек города. Ее приданым была пивоварня, выпускавшая «Лагер Либера», потом «Золотую медаль». Пиво «Лагер Либера» переименовали в «Золотую медаль» после победы на какой-то французской выставке.

ИНТЕРВЬЮЕР: Хорошее, видать, было пиво.

ВОННЕГУТ: Я его не застал. Никогда не пробовал. Знаю, что в пиве был некий секретный ингредиент. Мой дед и его пивовар выгоняли всех из цеха, когда добавляли его в сусло.

ИНТЕРВЬЮЕР: А вы знаете, что это было?

ВОННЕГУТ: Кофе.

ИНТЕРВЬЮЕР: Так ваша мать училась писать рассказы?

ВОННЕГУТ: А мой отец писал картины в студии, которую устроил на верхнем этаже нашего дома. В годы Великой депрессии у архитекторов было не так уж много работы. Странно, но моя мать была права: авторы, публиковавшие в журналах даже паршивые рассказы, зарабатывали довольно неплохо.

ИНТЕРВЬЮЕР: То есть ваша мать выбрала очень практичный подход к писательскому ремеслу.

ВОННЕГУТ: Если не сказать, расчетливый. Она, кстати, была очень умной, изысканной женщиной. Она ходила в ту же школу, что и я потом, и была одной из лучших учениц. Дальше она училась на восточном побережье, путешествовала по Европе. Свободно говорила по-немецки и по-французски. У меня где-то хранятся ее табели с оценками. «Пять с плюсом, пять с плюсом, пять с плюсом…» Она оказалась хорошим писателем, но ей недоставало вульгарности, которая требовалась модным журналам. К счастью, во мне вульгарности было выше крыши, и я смог осуществить ее мечту. Писать для «Колльера», для «Сэтердей ивнинг пост», для «Космополитен», для «Ледиз хоум джорнал» мне было легко, раз плюнуть. Хотелось бы мне, чтобы она дожила до этого времени. Чтобы увидела своих внуков. У нее их десять. Она не дожила даже до первого. Я осуществил еще одну ее мечту: много лет жил на полуострове Кейп-Код. Она всегда мечтала жить там. Для сыновей, наверное, очень характерно пытаться осуществить несбыточные мечты их матери. После смерти сестры я усыновил ее сыновей, и меня иногда пугает их стремление воплотить ее несбыточные мечты.

ИНТЕРВЬЮЕР: О чем мечтала ваша сестра?

ВОННЕГУТ: Она хотела жить, как «Швейцарские робинзоны»[5], с невероятно дружелюбными животными в абсолютно полной изоляции. Ее старший сын Джим вот уже восемь лет пасет коз в горах Ямайки. Ни телефона, ни электричества.

ИНТЕРВЬЮЕР: Индианаполисская школа, где учились вы и ваша мать…

ВОННЕЕУТ: И мой отец. Шортриджская средняя школа.

ИНТЕРВЬЮЕР: У нее ведь была своя газета, я не ошибаюсь?

ВОННЕГУТ: Да. «Шортридж дейли эхо». Типография располагалась прямо в здании школы. Ученики писали заметки. Ученики делали верстку. После школы.

ИНТЕРВЬЮЕР: Вас что-то рассмешило.

ВОННЕГУТ: Вспомнил одну глупость из тех времен. Она не связана с писательством.

ИНТЕРВЬЮЕР: Не хотите рассказать?

ВОННЕГУТ: Ну… Я вспомнил случай на уроке гражданских прав. Учитель велел нам встать и рассказать, что мы делаем после школы. Я сидел в последнем ряду, по соседству с парнем по имени Дж. Т. Алберджер. Он потом переехал в Лос-Анджелес и стал страховым агентом. Умер недавно. Так вот, он толкал меня, подзуживал, уговаривал рассказать правду о том, что я делал после школы. Предложил мне пять долларов, если скажу. Хотел, чтобы я встал и сказал: «Я делаю модели самолетов и дрочу».

ИНТЕРВЬЮЕР: Ну да.

ВОННЕГУТ: Я еще работал в «Шортридж дейли эхо».

ИНТЕРВЬЮЕР: Интересно было?

ВОННЕГУТ: Интересно и легко. Мне всегда было легко писать. К тому же я научился писать для сверстников, а не для учителей. Большинству начинающих писателей не удается писать для сверстников — и получать по полной от них же.

ИНТЕРВЬЮЕР: То есть вы каждый день шли в редакцию «Эха»…