Вербариум - [35]

Wind-chimes звякнули чуть погромче, а потом прозвонили короткую и грустную мелодию – настолько странную, что даже девушка, очень спешившая уйти с балкона, остановилась, удивлённо обернулась… и по привычке присвистнула в ответ.

И только потом побежала к двери, где уже заливался электрический звонок.

Константин Ситников «Чапаев и пустота» в переводе на язык Клингон Рассказ

Издательство «Tugh» народа Клингон начало новую серию переводных романов публикацией прозы известного русского писателя Виктора Пелевина. Уже сам интерес к земной литературе со стороны традиционно столь высокомерного и пренебрежительного к чужим культурам народа говорит о многом. Если не о значительных подвижках в мировоззрении среднего клингонианца, то уж, во всяком случае, об изменении политической конъюнктуры в среде правящей верхушки. Однако здесь, в рамках небольшой статьи, нас не будут интересовать ни политические, ни социальные аспекты данного события; наш интерес лежит всецело в области психолингвистики.

Всякий, кто хоть сколько-нибудь знаком с языком Клингон и прозой Виктора Пелевина, легко может убедиться, взяв в руки книжку новой серии, что никакого перевода, собственно, не получилось. В лучшем случае – это очень приблизительный пересказ, а ещё точнее – самостоятельное произведение, написанное анонимным клингонианцем по мотивам прозы Виктора Пелевина.

Начать с того, что фонетические системы русского языка и языка Клингон значительно различаются. Так, само имя автора в произношении клингонианцев звучит совсем иначе: vIqtorpelevin, где «I» следует произносить как очень короткое и напряжённое «i», в «q» явственно слышится замыкающее придыхание, а в «t» замыкающее «lh» (стр. 13–16)[1]. Инициальное «p» в фамилии следует произносить очень энергично, при этом правилом хорошего тона считается оросить собеседника брызгами, как если бы вы произносили не «Пелевин», а с лёгким фырканьем: «Пфи-левин»; заключительное «n» для земного слуха звучит почти как «d». Таким образом, в целом мы получаем нечто вроде «Викхтлхор Пфилевинд». То же самое относится и к именам персонажей романа.

Очень любопытно использование придыхательного ʼ в конце слов. Как известно, придыхательный ʼ в конце слов обозначает высокую степень возбуждения или ярость говорящего (стр. 16). Это позволило переводчику опустить в энергичных диалогах все авторские ремарки, вроде «сердито сказал он» или «выкрикнула она», заменив их на придыхательный ʼ в конце каждой реплики персонажа.

Автор встретился с огромным количеством трудностей культурологического характера. Например, в отличие от всех земных языков, Клингон не знает никаких других приветствий, кроме nuqneH, то есть «Что ты хочешь?» (стр. 57). Поэтому в клингонианской литературе принято опускать все сцены приветствий и переходить прямо к делу. Также клингонианской психологии чужда всякая неопределённость и нерешительность. Поэтому, скажем, короткий диалог лирического героя и его давнишнего приятеля Григория фон Эрнена из первой главы, состоящий из семи реплик, сокращён всего до трёх. Вместо:

– Рад, что ты ещё способен смеяться, – сказал он.

– Здравствуй, Гриша, – ответил я. – Странно тебя видеть.

– Отчего же?

– Так. Странно.

– Откуда и куда? – бодро спросил он.

– Из Питера, – ответил я. – А вот куда – это я хотел бы узнать сам.

– Тогда ко мне, – сказал фон Эрнен, – я тут рядом, один во всей квартире…

– получилось:

– Откуда ты двигаешься? Куда ты двигаешься? – спросил меня Гхригхорий вон Ернденд.

– Я двигаюсь из Пфитхлрогхрадна, – ответил я Гхригхорию вон Ернденду. – Я не знаю, куда я двигаюсь.

– Тогда двигайся ко мне, – сказал Гхригхорий вон Ернденд. – Обоснованием является наличие у меня квартиры, в которой я проживаю один.

Не меньшей трудностью для переводчика явились специфические земные реалии, такие как различные виды пищи, напитки (особенно спиртные), растения, животные и так далее. В результате чего возникли многочисленные нелепые и смешные казусы, вроде того, что «водка» переведена как «маленькая вода», а «грибной суп» как «суп из мяса грибов».

В качестве наиболее вопиющего примера приведём известную сцену в лесу.

Сцена в лесу… Но на планете Клингон нет ни лесов, ни деревьев как таковых! Их растительность больше похожа на мотки перепутанной проволоки, которые, сцепляясь друг с другом, образуют гигантские конгломераты протяжённостью до нескольких десятков километров. Они совершенно непроходимы, и уж тем более в них невозможно встретить ничего такого, что хотя бы отдалённо напоминало наши поляны. Поэтому переводчик оказался перед выбором: либо пуститься в пространные, многостраничные объяснения, либо перенести место действия в более привычные для клингонианцев условия. Он предпочёл второй, более простой, путь. У него эта сцена имеет место быть в так называемом HiS’е[2].

Итак, сцена в лесу… Как известно, начинается она с описания трёх «лбов», сидящих у ночного костра на лесной поляне. Уже в первом абзаце упоминаются такие культурологемы, как ХХ съезд партии и неоплатонизм. Переводчик, ничтоже сумняшеся, опускает их, равно как и весь третий абзац, где речь идёт о лебёдке принадлежащего «новому русскому» джипа как свидетельстве возрождения национальной духовности. Подобному «обрезанию» подверглись все без исключения реминисценции из русской культуры и истории, из которых буквально соткан роман.