Вербариум - [123]

Приблизившись ко мне на пятьдесят футов, он снял с руки огромный металлический браслет и, держа его на ладони протянутой ко мне руки, обратился ко мне громким, ясным голосом, но на языке, который, само собой разумеется, был мне совершенно непонятен. Затем он остановился, как бы ожидая моего ответа, насторожив свои щупальцеобразные уши и вперив в меня свои ужасные глаза.

Приложив руку к сердцу, я низко склонился перед марсианином и объяснил ему, что, несмотря на то, что я не понимаю его языка, поступки его ясно говорят мне о мире и дружбе, которые в настоящий момент очень дороги моему сердцу. Несомненно, я мог бы с равным успехом молоть и совершеннейшую чушь, так как слова мои остались для него непонятными. Он понял лишь поступок, которым я завершил непосредственно свою речь.

Протянув руку, я приблизился к нему, взял браслет с его открытой ладони и надел себе на руку поверх локтя. Затем я улыбнулся ему и принял выжидательную позу. Его огромный рот расплылся в ответной улыбке, он вложил одну из своих промежуточных рук в мою, мы повернулись и зашагали по направлению к его Росинанту. В то же время он сделал знак своим подчинённым. Они помчались к нам, но были остановлены его сигналом. По-видимому, он испугался, что я могу опять сделать прыжок, который окончательно унесёт меня из поля его зрения.

Он обменялся несколькими словами со своими людьми, знаками попросил меня ехать позади одного из них и затем сел на своего коня. Указанный воин протянул две или три руки, поднял меня с земли и усадил позади себя на лоснящийся круп своего коня, где я кое-как пристроился, держась за ремни и перевязи оружия марсианина.

Затем вся кавалькада повернула и понеслась галопом по направлению к горной цепи, видневшейся вдали.

* * *

Гордон не смог скрыть разочарования.

– Я надеялся, мир грядущего будет демократическим, а войны исчезнут.

– Звёздные королевства, по сути, демократии, в них правит народ, – объяснил Вель Квен. – Мы просто даём звучные титулы своим руководителям.

– Понимаю, – сказал Гордон. – Вроде нашей Англии, там тоже есть королева.

– Что касается войн, – продолжал Вель Квен, – то с ними на Земле было покончено. Мы знаем это из истории. Мир и процветание позволили осуществить первые межзвёздные перелёты. Но нынешние звёздные королевства разобщены, как некогда земные народы. Мы пытаемся их объединить…

Вель Квен подошёл к стене, тронул выключатель. В воздухе возникла объёмная карта Галактики – дискообразный рой сверкающих искр. Каждая была звездой, их количество потрясало. Изображение состояло из многих частей, выделенных цветом.

– Цветные области – это звёздные королевства, – пояснил Вель Квен. – Как видите, зелёная зона Средне-Галактической империи включает север и центр Галактики. Солнце и Земля находятся на крайнем севере, неподалёку от пограничных систем Маркизатов Внешнего Космоса. Пурпурный пояс к югу от Империи – это Баронства Геркулеса, великие бароны которых правят независимыми мирами Скопления Геркулеса. Северо-западнее лежит королевство Фомальгаут, южнее – королевства Лиры, Лебедя, Полярной и других созвездий и звёзд, большей частью союзных Империи. А звёзды и планеты, погружённые во мрак чёрного облака на юго-востоке, образуют Лигу Тёмных Миров. Это самый сильный и завистливый враг Империи.

Бессонная ночь

Всё было готово к отлёту с Земли. Но два последующих дня пришлось, почти без сна, провозиться над укладкой внутри аппарата, в полых подушках, множества мелочей. Проверяли приборы и инструменты. Сняли леса, окружавшие аппарат, разобрали часть крыши. Лось показал Гусеву механизм движения и важнейшие приборы, – Гусев оказался ловким и сметливым человеком. На завтра, в шесть вечера, назначили отлёт.

Поздно вечером Лось отпустил рабочих и Гусева, погасил электричество, кроме лампочки над столом, и прилёг, не раздеваясь, на железную койку в углу сарая, за треногой телескопа.

Ночь была тихая и звёздная. Лось не спал. Закинув за голову руки, глядел на сумрак – под затянутой паутиной крышей, и то, от чего он назавтра бежал с Земли, – снова, как никогда ещё, мучило его. Много дней он не давал себе воли. Сейчас, в последнюю ночь на Земле, – он отпустил сердце: мучайся, плачь.

Память разбудила недавнее прошлое… на стене, на обоях – тени от предметов…

Над Чёрным морем, над белым Крымом…

…Горя хрустальными глазами, метеорами мчались машины – через гирлянды пылающих перспектив – во влажные ветры полуостровов, – с повторенными в море огнями ресторанов (там скрипка звенит откликом цыганского разгула…), в свистящий плеск ветвей и парков. Сходили в муть, в обрывы, там металось довременное мраком, нося отражённые звёзды, шуршали колеблемые над ветром покрывала. Прижимались друг к другу холодноватыми от ветра губами, полными улыбок и тоски, и волны были сокровенны и глухи, волны бросали порывом это хрупкое, драгоценное в мехах к нему, уходящему, и девушка, приникая, шептала:

– Мне сегодня страшно моря… Я вижу глубину, она скользкая и холодная.

И он, может быть, этот, ушедший с любимой к морю, может быть, другой – там, в городе, у сумеречного памятника, может быть, ещё третий и сотый – в ослепительных зеркалах ресторанов – повторял, торопясь и задыхаясь: