Вера Штольц. Звезда экрана - [7]

«И смотри, физкультура – это часть твоей работы! Тебе за нее деньги платят!» – передразнила она его, а потом не выдержала и резко лягнула ногой, имитируя нападение на Высоковского спереди и снизу – в самое уязвимое место. – Деньги, деньги, а о здоровье моем кто позаботится? Я ведь, между прочим, не железная, и если олигархи (ну, может, один олигарх, которые все еще тормозит и не может понять, что же делать дальше) будут терроризировать меня воздержанием – то вскоре я сгорю изнутри, как бездымный порох – с яркой вспышкой и, действительно, совершенно без дыма!

Вера не шутила – в последнее время эротические сцены с участием молодых ретивых парней снились ей чуть ли не каждую ночь – что уже само по себе было показательным и наводило на соответствующие размышления.

– Интересно, сколько я еще смогу продержаться на такой скудной диете? – Вера имела в виду именно это самое и ничто другое, поскольку с другим, как раз, все было в полном порядке. И даже изнурительные ежедневные съемки, а заодно и занятия в физкультурном зале до седьмого пота можно было бы спокойно переносить, будь у нее возможность более близкого общения с любимым человеком. И плотского в том числе – а что здесь такого особенного, если душа просит?

Сейчас же Вера была немного похожа на птичку в золотой клетке, которую охранял эдакий громадный волкодав страшенного вида, лежащий на сене – ни себе, ни людям! Но ведь и птичкам тоже иногда хочется пощебетать на воле – и сейчас Вера уже начинала это чувствовать!

Глава вторая. Рогоносец

Целых полтора месяца понадобилось Аполлинарию, чтобы хоть как-то почувствовать себя вновь воскрешенным. Врачи «Склифа» не жалели сил и средств (само собой, деньги были именно Аполлинария и его родителей – но так, негласно, в виде безвозмездной дружеской помощи), чтобы поставить его на ноги и подремонтировать до приемлемого состояния.

Мама Аполлинария забросила все дела и посвятила себя исключительно сыну, днями и ночами просиживая возле него, утешая и кудахча, подобно большой толстой курице-несушке – сердобольной и несущей яйца одно за другим.

Она форменно не жалела себя и для начала обеспечила достойное и калорийное пятиразовое питание не только сыну, но и всем лежащим вместе с ним в палате. В больнице Аполлинарий находился ровно десять дней – столько времени врачи собирали его конечности и кололи антибиотики, чтобы предотвратить внутренние воспаления, от которых Аполлинарий мог уже не оправиться.

Неизвестно, что больше помогло – искусство эскулапов или же материнская забота, да только через десять дней опасность миновала, и Аполлинарий был торжественно перемещен под очий кров – поближе к еде и теплым прогревающим ваннам.

Дилеммы, куда его везти, не существовало – только к родителям! И точка! Ведь в его личной квартире все еще жила эта стерва, эта выскочка, эта падшая девка, которая так опозорила все семейство Замбиния и довела их любимого сыночка почти что до инвалидности! А у родителей – тишина, покой, и мама с пирожками, и кофе в постель. Словом – красота, и вот бы всем так! И хоть Аполлинарий и горел лютой страстью прямо сейчас броситься в праведный бой с женой-изменницей, но уговоры сделали свое дело (а также здравый расчет: «Ну, куда ему сражаться, будучи таким калекой – ведь и передвигаться толком не может, а лишь истошно орать!»), и родительский дом принял его заботой и лаской.

В итоге через месяц пребывания под маминой опекой Аполлинария было не узнать – к моменту окончательного снятия гипса он поправился на целых двенадцать килограммов, раздался в животе, словно большой наполненный воздухом розовый надувной слон, и приобрел лицо круглое, довольное и даже несколько одухотворенно-поэтическое.

Что ни говори, а отсутствие нервотрепки, излишних амурных переживаний и барахтания с любовницами в постели может изменить человека – и еще как!

Кроме изменений во внешности, Аполлинарий теперь был готов лицом к лицу встретиться со своей обидчицей – неверной женой, да только вот незадача – к тому времени Вера уже окончательно съехала на съемную квартиру от Высоковского и видеть Аполлинария не то, что не хотела, но даже и не допускала мысли о какой-либо (пусть даже случайной) встречи с ним.

А это могло означать только одно (и в данном контексте полностью соответствовало действительности): «Аполлинарий – хоть он еще формально и Верин муж – не нужен ей совсем, она его презирает и считает конченным подлецом, и вообще – даже его имя ей ненавистно!»

Такое положение вещей было для Аполлинария (вернее, для его мужского достоинства) почти невыносимым, и первое, что он сделал – это позаботился, чтобы и Вериного духа не осталось в его квартире (которая, конечно, была их общая – но сейчас Аполлинарий и думать не хотел, что ему придется квартиру делить или же продавать)! Да.

Но не хотел думать – это зря. Не успел он вернуться домой (прошло всего лишь несколько дней, как он в поисках Вериного имущества – которое, конечно, она все забрала с собой – облазил всю квартиру, но так ничего и не нашел), как к нему нагрянули сразу три юриста именно по вопросу раздела квартиры (а заодно – и развода).