Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" - [98]

— Кэно, прости меня, если сможешь. Это из-за меня, точнее, по моей инициативе ты шесть лет по горячим точкам метался… потому что… — японец начал задыхаться и кашлять кровью, — потому что… я хотел показать тебе настоящую войну… Я преемника готовил, пойми… Клык, друг твой, отговаривал меня, и… я его убил. Убил человека, который многим здесь помогал, и мне тоже. Повздорили мы с ним в баре по пьяни, он с ножом на меня пошел… И я выстрелил. А что мне оставалось делать? Заколол бы меня… Вот и все. А более никто мне не перечил. А где бы еще тебе дали навыки? Я хотел тебя лучшим из лучших сделать, научить тебя выживать в самом кошмарном аду, пойми! Признаю, не рассчитал всего, что случиться может. Прости меня!

«Повздорили по пьяни»? Страйдер потом доложил Кэно, что Уехиба врал. Эти двое сидели в баре за выпивкой, как старые друзья, когда Морихей начал этот разговор:

— Я его в армию пошлю. Знаешь, в спецназ. Пусть посмотрит на реальную войну…

— А если не вернется с войны? — резко перебил его Клык, сверкая глазами.

— Ты же ручался, что научил его выживать.

Рейнджер понуро покачал головой:

— Не пойму: чего ты добиваешься, Морихей?

— Я готовлю преемника, — шепотом ответил японец, склонившись над столом. — Это он должен стать лидером после меня, понимаешь. Он вернется с непререкаемым авторитетом.

— Ты считаешь, что и авторитет можно создать? — Клык иронично усмехнулся. — Да нет, япоша, его зарабатывают.

Морихей ударил кулаком по столу, демонстрируя, как твердо он верил в свои слова:

— Он заработает! Я об этом позабочусь. Я и так передал ему свой опыт, а это что-то да значит. Как там говаривали философы? «Алмаз точит алмаз». Так что он заработает.

— Заработает… — ухмыляясь, кивнул Клык. — Это так. Только поверь — не с твоей легкой руки. В нем я не сомневаюсь, — тут Рейнджер снова изменился в лице — его глаза кровожадно вспыхнули, взгляд пронзил собеседника, как стрела. — Я сомневаюсь в тебе.

— Не понял… — вздрогнув всем телом, проронил Уехиба.

— Опять сравниваешь людей с камнями, — укорил его Клык. — Люди для тебя — расходный материал. А это не так! У людей, в отличие от камня, душа есть. А ты плевал на эту душу, япоша!

Морихей идиотски рассмеялся:

— Ты посмотри в глаза этого Кэно! Ужасные глаза, дьявольские, да? Ему доставляет наслаждение убивать. Неужели ты всерьез полагаешь, что у таких головорезов есть душа?

— Тогда ее нет ни у меня, ни у тебя, — заметил Клык. И тут он достал нож. Морихей подпрыгнул на стуле от неожиданности.

— Анархизм — свобода и авторитет, — заговорил он, разглядывая острейшее лезвие, — а ты уже не в авторитете. Потому что люди для тебя — ресурс, расходный материал. Ты их ни во что не ставишь. Когда лидер перестает быть авторитетом, что делают анархисты? Они скидывают его, япоша. И такой лидер, как ты, нам не нужен.

Пальцы впились в рукоять ножа так, что побелели на суставах. У Морихея задрожали руки и колени. Он сам не почувствовал, как выхватил пистолет и спустил курок. Разрывная пуля оставила маленькое отверстие между глаз Рейнджера, но когда ковбойская шляпа упала на пол, кровь в жилах японца застыла — затылка не было. Уехиба метнулся в туалет, чувствуя, как накатывает приступ медвежьей болезни, но никак не угрызений совести.

— Если веришь в какого-нибудь бога, молись ему: может быть, он тебя простит, а я не прощу! — крикнул Кэно.

— Постой! — прохрипел умирающий Уехиба, захлебываясь собственной кровью. — Запомни раз и навсегда то, что я скажу! Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, помни: падать с вершины будет очень больно…

И его не стало. Кэно протянул руку вперед, чтобы ладонью опустить ему веки. В этот момент раздался выстрел. Пуля, пущенная из дробовика, пробила его бронежилет и застряла в правом легком. К счастью, «Черные драконы» успели доставить Кэно на базу. Ранение было серьезным, участок легкого пришлось удалить, и свое тридцатилетие ему пришлось отметить на операционном столе. Тем не менее, Кэно на удивление быстро оправился, и вскоре занял пост лидера «Черных драконов».

Его мысли об анархии были единственным видимым отражением того, что творилось в его измученной душе. Этот человек не привык плакаться кому-нибудь в жилетку, он не выдавал своих эмоций и переживаний. «Show them no fear, show them no pain…» — как пела все та же группа «Iron Maiden». Он отдал себя клану, принес в жертву свою душу, зная, что не сможет жить иначе, потому что это его мир, его участь, в этом он сам.

Кэно никогда не был таким, как все, никогда не подстраивался под этот мир. Увы, жизнь оставила от всей его неординарности лишь желание противоречить, идти против ветра, ломать стереотипы, разрушить подчистую этот мир и построить его заново.

Таких, как он — прямолинейных, независимых и непокорных, — либо уважают, либо ненавидят. Но такие люди не остаются незамеченными, хотя при этом не имеют ни широкого круга друзей, ни своей семьи. Нет, такие, как Кэно, кажется, одиноки с рождения, они самодостаточны, общаются лишь с себе подобными, но они никогда не бывают по-настоящему счастливы.

И при всей своей озлобленности на весь мир, при всей своей жестокости Кэно смог остаться честным человеком. «Честный бой — один на один, мужик на мужика, кулак на кулак!» — это было его единственное кредо. Кэно не стремился к какому-то благородству, но он никогда не бросал своих, никогда не отступал, никогда не стрелял в спину. Самым тяжелым пороком он называл предательство. В глубине души он хорошо осознавал, что эта честность и верность своим принципам погубит его.