Вера Хоружая - [29]
Кажется, что может быть мрачнее этого места! А женщины хохочут, поют песни, читают стихи.
Вера страстно любила поэзию, понимая ее и умом, и сердцем. К тому же и память легко, прочно удерживала много, много стихов, прочитанных не только в зрелом возрасте, но и в детстве. Музыка слова очаровывала ее.
Особое пристрастие питала Вера к белорусской поэзии. Она знала чуть ли не все, написанное Максимом Богдановичем, десятки стихов Янки Купалы, своего друга Анатоля Вольного (Ажгирея), Андрея Александровича, Михася Чарота.
И то, что когда-то воспринималось отвлеченно, как аллегория, приобретало здесь, в тюрьме, конкретный, определенный и глубокий смысл.
— Помнишь, Марусенька, как писал Богданович? — спрашивала Вера, наклонившись над корытом и снуя проворными руками в облаке мыльной пены. — Вот слушай:
Это же к нам обращается Богданович! Будто сегодня написано.
А много стихов выпало из памяти, стерлось со временем. Тогда восстанавливали коллективно, строка за строкой. Полностью вспомнили «Евгения Онегина» Пушкина, «Железную дорогу» Некрасова, «Думку» Купалы, «Мцыри» Лермонтова и много других стихов и поэм. Начинали в прачечной, продолжали и кончали в камерах и на коротких прогулках.
В прачечной получали и передавали из камеры в камеру газету «Правда». Друзья с воли пересылали ее обычно в тщательно заделанных кусках мыла. Прошедшая множество рук на воле, бережно хранимая газета путешествовала по всем камерам, где сидели политические заключенные, вселяла в них бодрость и веру в лучшее будущее. Вряд ли те, кто писал статьи, информации, корреспонденции в «Правду», предполагали, какие чувства вызовут их порой совсем скромные, обычные материалы. В условиях каторжной тюрьмы слово «Правды» получало особое звучание.
Обычно партийный комитет решал, кто должен идти стирать белье. Это была единственная легальная возможность для встречи заключенных без посторонних наблюдателей.
Узницы работали очень усердно, чтобы образовался хотя бы небольшой перерыв между стиркой и кипячением белья. В этот промежуток и проходили заседания парткома.
Вера была членом партийного комитета и принимала активное участие в общественной жизни тюрьмы. Не было таких дел, к которым она не была бы причастна.
В прачечной на заседании парткома обсуждали, как провести праздник Великой Октябрьской социалистической революции. С воли передали указание партийного центра: политические заключенные должны устроить демонстрацию применительно к своим условиям. Вера предложила: всем политическим узникам в этот день прикрепить к одежде красные бантики, петь «Интернационал».
7 ноября было пасмурно. В камерах сумрачно.
В этот день проверять прогулку пришел сам начальник тюрьмы Рынкевич. Предварительно заглянув в камеры и увидев красные бантики, злобно закричал:
— Лишаю прогулки!
И тут же из всех камер раздался могучий «Интернационал». Рынкевич топал ногами, махал кулаками:
— Не позволю! — Но видел перед собой только широко открытые рты, из которых лились звуки «Интернационала».
Сонный городишко, стряхнув с себя дрему, чутко прислушивался к песням в тюрьме. Возле мрачного здания, обнесенного высокой каменной стеной, со сторожевыми башнями, уже собралась толпа любопытных. То и дело слышались реплики:
— Вот молодцы женщины!.. Слышишь, как смело поют…
— Отчаянные… Революционерки. Коммунистки. Начальству в рот не смотрят.
— Вот бы затянуть и здесь «Интернационала…
— Ну затяни, живо в дефензиву угодишь.
— Не так черт страшен, как его малюют…
Молодой голос подхватил гимн рабочих, глухо доносившийся из-за тюремных решеток. Пела вся тюрьма, и как эхо песня зазвенела на воле… А начальник тюрьмы бегал из камеры в камеру…
Веру посадили в карцер. В соседний втолкнули Марусю. Весь подвал заполнен. Оттуда несутся возгласы: «Долой фашистский тюремный режим!» Вот и Верин голос: «Долой фашистскую диктатуру! Да здравствует Советский Союз!»
Пусть праздник проведен в стенах сумрачной камеры, пусть не было здесь ни шелестящих знамен, ни многотысячных колонн, — Вера торжествовала: прошел он с пением «Интернационала», и эхо мощного пролетарского гимна разнеслось по городку. В день праздника трепетал жестокий начальник тюрьмы.
Коммунисты всегда остаются коммунистами.
Из тюрьмы Вронки дошла весть: протестуя против нового тюремного режима, урезавшего и без того куцые права политических заключенных, все узники объявили голодовку.
На прогулке Вера предложила:
— Поддержим товарищей…
Согласились единодушно.
К похлебке в тот день никто не притронулся. Тогда администрация тюрьмы попыталась кормить силой. Узники подняли шум, били табуретками в дверь и стены, стучали ногами. Охрана бросалась из камеры в камеру.
Вера подбадривала товарищей, издевалась над бессилием тюремной администрации:
— И за что вас паны хлебом кормят! Таких неповоротливых холуев надо со службы гнать поганой метлой!
— От панских объедков отяжелели! — поддержала ее Софья Панкова, которую заключенные знали как «Антонину».
А когда надзиратели ушли, «Антонина» попросила:
Сложилось так, что львиная доля улиц города Минска носит имена героев-подпольщиков Великой Отечественной Войны. Теперь, по прошествии стольких лет и смены нескольких поколений, мало кто знает (даже примерно) о том, кто такой Казинец или Кабушкин. Да, справедливости ради, никто из людей-свидетелей уже ведь не расскажет об этом. Зато об этом расскажет книга! Если вам интересна история города-Героя Минска в частности, или история Великой Отечественной в целом - прочтите!Несмотря на то, что книга основана, как теперь говорят, на реальных событиях и рассказывает о реальных людях, документализма в ней почти нет (разве что за исключением фотографий героев)
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Воспоминания участника обороны Зимнего дворца от большевиков во время октябрьского переворота 1917 г.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.