Верь в мою ложь - [4]

— Спасибо, Родни.

Зед и сам не слишком понял, за что поблагодарил редактора, так что после этого кивнул, встал и пошёл к двери. Когда он уже взялся за ручку, Родни добавил дружелюбным тоном:

— Если решишь всё-таки поехать туда, предлагаю тебе оставить дома свою шапочку-кипу.

Зед заколебался, но, прежде чем он успел что-либо сказать, Родни продолжил:

— Дело не в религии, малыш. Мне наплевать на твою веру и на чью-то там ещё. Этот совет даёт тебе парень, который крутится в деле с тех дней, когда ты был ещё в пелёнках. Ты можешь последовать ему или нет, но я это вижу так: тебе не нужно ничего такого, что отвлекает людей или даёт им повод думать, что ты представляешь собой нечто кроме их исповедника, лучшего друга, плеча, на котором можно поплакать и так далее. Так что, когда у тебя есть нечто, что отвлекает их от истории, которую они хотят рассказать… или, учитывая наши цели, они не хотят рассказывать, у тебя возникают проблемы. И я подразумеваю любые отвлекающие факторы: тюрбаны, чётки, которые болтаются на шее, вот такие шапочки, или длинные бороды, покрашенные хной, или кинжалы у пояса. Ты меня понимаешь? Я говорю о том, что ведущий расследование репортёр должен сливаться с толпой, а в такой вот шапочке… Послушай, ты ведь ничего не можешь сделать со своим ростом и волосами… ну, разве что покрасить их, и я не прошу тебя этим заниматься; но шапочку снять ты можешь.

Зед совершенно машинально коснулся своей ермолки.

— Я её ношу, потому что…

— Мне наплевать, почему ты её носишь. Мне вообще наплевать, носишь ты её или нет. Это просто совет опытного человека. А ты решай сам.

Зед понимал, что последнюю фразу редактор добавил для того, чтобы избежать судебной тяжбы по поводу дискриминации по религиозному признаку. И знал также, что всё сказанное о его кипе имеет смысл. «Сорс» вовсе не представлял собой образец политкорректности, но суть крылась в другом. Родни Аронсон отлично знал, с какой стороны его профессионального куска хлеба намазано масло.

— Просто прими к сведению, — сказал Родни, когда дверь кабинета открылась и вошла его секретарша, держа в руке огромную шоколадку.

— Приму, — кивнул Зед. — Ещё и как.

Лондон, Сент-Джонс-Вуд

Время подгоняло, и потому Зед не стал его терять. Он намеревался спуститься в метро, а потом пересесть на автобус на Бейкер-стрит. Конечно, быстрее и лучше было бы доехать до Сент-Джонс-Вуд на такси, но он не мог себе этого позволить. Поэтому он дошёл до станции «Блэкфрайерс», бесконечно долго ждал поезда на кольцевую линию, а когда тот прибыл, набитый под завязку, ему пришлось ехать прижатым к двери вагона, да ещё и ссутулив плечи и прижав подбородок к груди, на манер кающегося грешника.

С ноющими мышцами шеи Зед остановился у банкомата, прежде чем сесть в автобус и проделать последнюю часть путешествия. Его целью было проверить свой банковский счёт в тщетной надежде на то, что он в чём-то ошибся, когда в последний раз подводил баланс по чековой книжке. У Зеда не было сбережений, все его деньги находились на этом единственном счёте. Он увидел цифры баланса и почувствовал, что падает духом. Поездка в Камбрию полностью опустошит его счёт, так что он должен был подумать, стоит ли дело того. В конце концов, это ведь была всего лишь статья. Бросить всё и получить другое задание… Но история истории рознь, и именно эта… Зед знал, что в ней кроется нечто особенное.

Всё ещё не придя к окончательному решению, он явился домой на девятнадцать минут раньше обычного и из-за этого позвонил в звонок от входа в здание, чтобы сообщить о своём прибытии и чтобы мать не перепугалась, услышав звук ключа в замке в такое время дня, когда никто не должен прийти.

— Это я, мама, — сказал он, и она чуть ли не пропела в ответ:

— Зедекия! Замечательно!

Это озадачило его, но когда он вошёл в квартиру, то сразу увидел причину материнского восторга.

Сюзанна Бенджамин заканчивала приготовления к скромному дневному чаепитию, но она была не одна. В самом удобном из кресел, стоявших в гостиной, — в кресле, которое мать Зеда всегда предназначала для гостей, — сидела молодая женщина, которая очаровательно порозовела и на мгновение склонила голову, когда мать Зеда представляла их друг другу. Её звали Яффа Шоу, и, по словам Сюзанны Бенджамин, она состояла в том же книжном клубе, что и сама Сюзанна; последняя не преминула добавить, что это просто чудесное совпадение. Зед ожидал продолжения, и оно не замедлило последовать.

— Я как раз только что говорила Яффе, что мой Зедекия просто не отрывается от книг. И не одну читает, а сразу четыре или пять. Расскажи Яффе, что ты сейчас читаешь, Зед. Яффа как раз читает новый роман Грэхэма. Ну, мы все его читаем. Чтобы потом обсудить. Садись, садись, дорогой. Выпей чаю. Ох, боже мой, да он остыл! Я налью тебе свежего, да?

Прежде чем Зед сумел ответить хотя бы слово, мать уже вышла. Он услышал, как она чем-то старательно звякает в кухне. Потом она ещё и включила радио. Зед знал, что мать намеренно проведёт в кухне не менее четверти часа, потому что всё это уже было. В последний раз была девушка, работавшая кассиром в «Теско». До неё в доме появлялась престарелая племянница их рабби, которая приехала в Лондон на летний курс, проводимый каким-то американским университетом, названия которого Зед не запомнил. А после Яффы, сейчас с сомнением поглядывавшей на него в ожидании разговора, будет ещё кто-нибудь. И мать не оставит своих усилий, пока он не женится на какой-нибудь из этих девушек, а тогда начнутся беседы о внуках. Уже не в первый раз Зед мысленно проклял свою старшую сестру, её стремление к карьере и решение не только не обзаводиться детьми, но даже и не выходить замуж. Она занялась наукой, чего вообще-то ожидали от Зеда. Тот совсем не стремился сделать научную карьеру — просто думал о том, что если бы сестра подарила их матери зятя и внуков, то сам он мог бы спокойно возвращаться домой, и его не ждали бы то одна, то другая претендентка на роль его супруги.