Венская прелюдия - [92]
— На берегу моря. Рядом с моей маленькой Паолой похорони…
— Я сделаю, Джованни, я клянусь… Риомаджоре. Я запомнил. Говори, итальянец, отвечай…
— Никого в России не осталось… — прошептал импресарио, захлёбываясь булькающим кашлем. — Никого. Похоронишь?
Адъютант посмотрел на тяжёлый подсвечник, которым Джованни разбил ему голову, потом на кашляющего кровью итальянца.
— Сам сдохнешь, рожа иезуитская… И тут обманул… Не буду брать грех на душу…
Джованни собрал последние силы и дотянулся до руки адъютанта, чтобы обратить на себя внимание:
— Не обманул. Последний мой агент свою миссию выполнил… Она одного вашего знатного генерала со света сжила… Отравила. Доложили, что нет её больше. Не знаю… Всё. Нет больше никого…
Послесловие
— И представляешь, фельдфебель Лоик врывается в эту секретную конуру, звучат выстрелы! Два!
Фрау Крайнль, затеявшая торжественный обед по поводу повышения супруга в должности, разделывала запечённого гуся, восхищённо поглядывая на мужа.
— И всё мимо! Лоик же роста малого, как ребёнок, ты помнишь. Пули прошли выше головы. Отважный малый!
— Слава Господу, тебя не ранило… — проворковала хозяйка дома, подкладывая в тарелку Мартину ножку, покрытую поджаристой коричневой корочкой.
— И не говори… Пришлось использовать револьвер. Тут или я, или меня… Этот маньяк мало того, что убил несчастную девушку, а перед этим её жениха, он ещё и отца этой Анны довёл до сердечного приступа. Только успел старик сказать, что итальянец этот именно тот, кого я ищу по делу убитого тирольца, как тут же испустил дух. Не выдержало сердце.
Фрау Крайнль, восхищённо глядя на супруга, взяла его обеими руками за лицо, притянула к себе и поцеловала, вытянув губы в трубочку.
— А как твой роман? Теперь сюжет стал таким ярким, что коммерческий успех просто обеспечен!
Инспектор с важным видом заправил под воротник салфетку, взял рукой гусиную ножку и, перед тем как насладиться любимым блюдом, нехотя ответил:
— Пока повременю с романом. Нужно осмыслить случившееся. Слишком много острых впечатлений…
— Ай да баламут, ай да адъютант!
Князь Лобанов-Ростовский не находил себе места. Он ходил по кабинету, пересекая его по диагонали за двенадцать шагов. Их количество Лузгин посчитал сразу. Каждый из них отдавался в висках острым ударом головной боли.
— Ты не понимаешь, Леонид Павлович, ты не понимаешь, что ты добыл! Это же прелюдия к новой партитуре всей европейской политики! — причитал князь, перечитывая листы. — Немедля в Петербург! Подгорский! Делай что хочешь, но бинты эти с него нужно снять. Одеть во всё лучшее, напудрить, шляпу ему найди, я не знаю…
— Ваше величество, в подтверждение предположений министерства и моих лично… Несмотря на мою лояльную позицию по отношению к Германии… Я ставлю долг служебный превыше всего… Я вынужден констатировать…
Александр Третий раздражённо выдернул из воды поплавок с пустым крючком. За три четверти часа, которые ему удалось выкроить для рыбалки на закате, поклёвка случилась лишь единожды. Хитрый хариус плескался рядом, дразня рыбака желтоватой чешуёй, сверкавшей в свете уходящего солнца.
— Да что ты мямлишь, как дитя малолетнее, Николай Карлович? Приключилось чего? Вильгельм войной пошёл? — Царь терпеть не мог этой нерешительности министра иностранных дел в своём присутствии, но исполнительность и преданность Гирса перевешивали все его недостатки, вместе взятые.
— Не так давно ваше величество соизволили приказать добыть доказательства моих сомнений по поводу искренности императора Вильгельма в заверениях о крепкой дружбе.
Царь нанизал толстого червя на крючок, закинул в воду подкорм и только потом, сосчитав в уме до десяти, закинул поплавок в то же место.
— Та-а — ак… И что там у тебя? Неужто получилось?
— Абсолютно так, ваше величество. В нашем распоряжении имеется австрийский экземпляр трёхстороннего секретного договора между Германией, Италией и Австро-Венгрией, в котором они обязуются оказывать военную помощь в случае нападения третьих стран. Документ доставлен из Вены дипломатическим курьером.
Поплавок резко нырнул, запустив по ровной глади пруда несколько кругов, потом выскочил наверх, но опуститься назад в воду не успел. Рыбак резко дёрнул удилище, и золотистый хариус, извиваясь и сверкая, взлетел в воздух.
— Попался, стервец… А ведь эти третьи страны — это или мы, или Франция… Знаете что, Гирс… Давайте-ка вы посла французского посетите. Разведайте на своём дипломатическом языке, как они видят…
— Тридцать семь лет назад! Тридцать семь лет назад я мечтал увидеть в свою подзорную трубу эту крепость, но дальше фортов Бомарсунда[55] мы не пошли. До сих пор не понимаю, почему мы с англичанами тогда остановились. Перед нами было всего двадцать восемь русских кораблей, стоявших на рейде Кронштадта. Мы бы их просто разнесли в щепки! И вот! Я всё-таки здесь! На лучшем броненосце Франции!
Торжественную речь контр-адмирала прервал доклад вахтенного матроса:
— Четырнадцать узлов!
— Господин контр-адмирал… строй растягивается. Наша машина слишком сильна. Мы отрываемся от эскадры, — доложил капитан Боссю.
— Сбавьте до двенадцати! — скомандовал Жерве, но его классический французский профиль с крупным носом и пышными усами выражал при этом неудовольствие.
