Венская прелюдия - [4]

С того дня роман Александра и Анны закрутился с новой силой.

Каждое свидание начиналось с того, что Либерт выслушивал жалобы молодой учительницы на своего несносного ученика. Со временем Анна всё больше улыбалась. Советы Александра о том, как укротить бушующего ребёнка, давали свои плоды. Мальчик искренне удивлялся переменам, которые произошли с его учительницей, — голос Анны стал строгим, она больше не упрашивала — она приказывала. Когда в ход пошла указка, маленький демон поначалу затеял истерику, но указка хлопнула его по голове второй раз. С этого момента у девушки не осталось никаких сомнений — Герман экзамен сдаст. Его оловянные солдатики отправились в сундук до середины июня.

Господин Кальноки всё чаще стал замечать, что учительница утром появляется со странным выражением лица. Она будто хронически не высыпалась, но выглядела абсолютно счастливой. Голос её стал звонким, осанка выпрямилась, появилась уверенность в речах и походке, куда-то пропала та миловидная скромность, благодаря которой супруга министра, скрипя зубами, согласилась принять в свой дом столь юную особу. Откуда было графу знать, что причиной бессонных ночей учительницы стал долговязый блондин с русским подданством…

В один прекрасный день Александр решил, что фундамент их отношений с Анной достаточно прочен, чтобы раскрыть карты.

— Ты спрашиваешь, почему я так опечален? — спросил он у своей любовницы после очередного взрыва страсти.

Анна прильнула к нему всем своим хрупким телом, закинула на его колени свою ногу и ладонью нежно повернула к себе его лицо:

— Да. Я только начала жить. Человек, который счастлив, особенно остро чувствует несчастье другого. Я делюсь с тобой своим счастьем, но вижу, что этого недостаточно. Ты живёшь с камнем на душе. Расскажи, станет легче. А может быть, я смогу помочь?.. Кстати, Александр! Вы так и не рассказали, друг мой, где служите! Скорее всего, в этом и есть проблема…

Либерт долго молча сопел, Анна его уговаривала, одарила ещё раз своей любовью, и только после этого Александр решил идти в наступление:

— Я служу в российском посольстве.

— Как австриец может служить в русском посольстве? — искренне удивилась девушка.

— Я австриец по крови, и то лишь на одну восьмую. Я дипломат. И скоро меня переведут в Петербург.

В маленькой комнате под острой крышей на третьем этаже, которую Либерт снял для их ночных свиданий, повисла тишина. Сквозь открытое окно отчётливо слышался звук ударов подков о мостовую на соседней улице.

— Нет, нет, нет… Такого не может быть, я тебя не отпущу, Алекс! — Острые ногти Анны неожиданно впились в грудь Либерта, от чего он невольно вскрикнул.

— Боюсь, Анечка, нас никто спрашивать не будет, — ответил Александр, поглаживая кончики её длинных волос.

— Анечка? — удивлённо переспросила девушка.

— Ну, ты же теперь знаешь, что я практически русский. Так у нас называют любимых женщин по имени Анна. — Либерт сам поймал себя на мысли, что в этот момент сказал искренне.

— Но если любимая, разве можно меня бросить? Почему тебя высылают из Вены?

— Не высылают, а отзывают. Такая служба. Ничего не поделаешь. В министерстве считают, что от меня мало толку, — Либерт разговаривал шёпотом.

— А в чём твой толк измеряется? — Анна немного привстала на измятой постели, чтобы видеть глаза своего возлюбленного. — В чём?

— Любимая, это дело взрослых мужчин. Хитрых, ушлых, смелых. Тебе зачем это знать?

— Как зачем? Почему ты спрашиваешь у меня об очевидных вещах? Я буду бороться за тебя. Я буду помогать. Если ты уедешь, Герман узнает всю силу моей ярости, и граф меня тут же уволит. И всё. Жизнь закончена. Ты этого хочешь для своей Анечки? У нас ещё есть время, чтобы исправить положение? Ты же мне помог поставить на место этого малолетнего дьявола. Давай я подумаю, что можно сделать с нашей неприятностью.

«С „нашей“, — отметил для себя Либерт. — Она горит, как свеча на свежем воздухе».

— Толк моей работы измеряется в документах. В секретных документах для моего ведомства. Я шпион, Анечка.

— Можно подумать… Прямо-таки шпион. Ты понимаешь разницу между шпионом и дипломатом? Ты служишь своей стране, а я — тебе. Вот, к примеру, граф имеет обыкновение брать документы для работы домой. Ты спросишь, откуда я это знаю? Твоя Анечка наблюдательна. Кальноки два раза в неделю прибывает домой в сопровождении секретаря. Ну, может, он и не секретарь, а какой-то курьер. Но у него в руках всегда коричневая папка, опечатанная сургучом. А следующим утром, когда я прихожу на уроки, граф ждёт этого секретаря, чтобы передать ему эту папку обратно. Только печать там уже графская. И они в одной карете уезжают в министерство. В этой папке не письма же любовнице, правда? Думаю, Германа перед экзаменами ждёт усиленная подготовка, поэтому никто не удивится, что я задерживаюсь до вечера. А в ночлеге мне никогда не отказывали. Даже комната есть специальная. Под крышей. Как здесь.

Либерт не верил своим ушам. То, к чему он не знал, как подступиться, само плыло в руки. Доступ в кабинет министра. Пусть чужими руками, но какая разница?

— Нет, любовь моя. Ты потеряешь всё. Может быть, и свободу. Это слишком рискованно, — ответил Александр тоном, не терпящим пререкательств.