Венок Альянса - [4]

Дэвид остановился, повернулся, чуть склонив голову с лёгкой улыбкой.

– Принц, поверьте, не всегда отсутствие отточенных и выверенных фраз препятствует пониманию. И если вы сейчас не найдёте подходящих слов и настроя для этого разговора, я просто подожду, пока найдёте и попробуете снова.

– О нет, я найду. Никуда не денется то обстоятельство, что я просто имею мало опыта в ведении простых и по-настоящему интересных мне разговоров… Если я не спрошу сейчас, то потом могу просто не решиться. Но не воспримете ли вы мой вопрос как слишком неуместный и бестактный?

Они дошли до беседки, Дэвид приглашающим жестом пропустил гостя вперёд, предложив ему удобное место в центре.

– Сначала задайте ваш вопрос, ваше высочество, и тогда я смогу сказать, бестактен ли он.

Винтари кивнул. В беспредметных извинениях действительно мало толку.

– Скажите… Дэвид, вы любите своего отца?

Вопрос, может, и не обескуражил, но удивил точно.

– Конечно! Разве может быть иначе? А почему вы об этом спросили? Мой отец… показался вам плохим человеком? Поверьте, я способен понять, что взгляд с совершенно другой позиции, обусловленной… определёнными историческими и политическими обстоятельствами, может быть иным.

– Дело не во взгляде… Дэвид. Хотя… о взгляде и обстоятельствах позже. Нет, меня заинтересовало само… Знаете, по дороге сюда я читал некоторые земные книги. Поэзию… и прозу тоже… Меня заинтересовало то, как там описывается отношение к семье, к родителям. Очень…

– Сентиментально, вы хотели, должно быть, сказать?

– Не уверен, что здесь смогу подобрать слова. По части сентиментальности, или, во всяком случае, пафоса наша литература всегда была богата… Нет, знаете, Дэвид, слово «любовь» есть в каждом языке, только одинаковое ли у этих слов значение? Вы сказали – как может быть иначе… Я понимаю, ваша культура предписывает вам любить родственников…- Винтари запоздало сделал себе замечание, что не уточнил, которую культуру он имеет в виду, ведь всё же родители его собеседника принадлежат к разным культурам, но кажется, это сейчас не имело большого значения для разговора.

– Разве любовь можно предписать, принц? Да, культура, как вы говорите… почти любая культура, какую я с ходу могу назвать… скорее не предписывает, а воспевает искренние и горячие отношения между родственниками, любовь к детям, любовь к отцу, к матери… это естественно, это основа жизни, это возникает не потому, что восхваляется, а восхваляется потому, что невозможна сама жизнь без этого… А вы? Разве вы не любите своего отца?

От этих совершенно, в общем-то, логичных и невинных слов Винтари едва не стало плохо.

– Дэвид… вы знаете, кто мой отец? Кем он был? Нет… возможно, вы слышали, но не понимаете в полной мере. Это сложно понять тому, кто не встречался с ним лично, или не жил на Центавре, не слышал, каким зловещим эхом отражается это имя от стен, или хотя бы не видел последствий… его великих деяний… Но прежде, чем вы спросите меня, мог ли я знать его с иной, лучшей стороны, и мог ли простить ему… всё, что он сделал… Я просто скажу, что практически не знал его. Я, можно сказать, рос сиротой, родители не занимались мной – это тоже часто бывает у нас в знатных семьях… Я знал моих отца и мать по имени, по титулу, и даже знал в лицо, но как людей, как личностей я знал их лишь со слов… В большей мере слов окружающих, чем их собственных. В большей мере видел их отражения в кривых и правдивых зеркалах нашей жизни. У нас могут говорить о любви, почтении и признательности к роду, могут не говорить – суть от этого не меняется, в этом ряду нет места любви. Мы служим роду, фамилии, а род служит нам. Маскам, фигурам на политической арене, не людям. Иными словами, Дэвид – возможно, я скажу сейчас очень бредовое… Но я хотел бы послушать от вас именно об этом настоящем, не отравленном выгодами и условностями чувстве любви к родителям.

И в этот момент Винтари накрыло. Он понял, что удивило его не столько в Шеридане, сколько в себе самом. Пропустив ещё раз через память прочитанное из земных книг, он нашёл своему смятению, обуревающим его эмоциям верный эквивалент. Он воспринимал Шеридана как отца. Это было тем более дико, что подобных эмоций к своему собственному отцу он никогда не мог даже представить. Он действительно не знал отца – родители жили раздельно, это тоже не редкость у знатных центавриан, поженившихся по велению семей, отец приезжал в их поместье лишь пару раз на его памяти, и, положа руку на сердце, никакой грусти и чувства потери у него не было. Мать, впрочем, родительской нежностью его тоже не баловала – просто не испытывала к тому склонности. Дети (брат Винтари, увы, родился неполноценным и прожил недолго) были частью её обязанностей, её статуса, но никак не её личных интересов – в доме было достаточно слуг и учителей, которым можно было препоручить наследника. И оглядываясь сейчас назад, он мог сказать, что никогда до сего дня не видел в таком мироустройстве ничего странного и прискорбного, в общем-то и не предполагая, что может быть иначе. До этой встречи, радушной улыбки первого лица Межзвёздного Альянса, его неожиданного гостеприимства, тех книг в компьютере корабля, этого утра и наблюдения за игрой отца и сына – он и не знал, что такое бывает. Что такое может быть и с ним. И именно поэтому при встрече с Деленн он не испытал ни малейших эротических эмоций – как в целом ввиду глубокого уважения к Шеридану, так и потому, что в ней он так же увидел мать. Мать, которой прежде у него не было.