Венгрия за границами Венгрии - [49]

Шрифт
Интервал

дерево.
Вот так.
Теперь ты
можешь остаться.
4.4.3.9.
Я лежу на кровати.
Я гуляю.
4.4.4.1.
Он заметил гвоздь у себя в затылке.
Мать вбила его
еще во время родов.
4.4.4.2.
Если ты одновременно пишешь обеими руками,
ты пишешь одно и то же?
4.4.4.3.
С трехлетнего возраста непрерывно,
без остановки я веду счет
всем своим шагам и вздохам.
4.4.4.4.
Она ровно так сидит на стуле,
как она сидит на стуле.
Но определение
все еще неточно.
5.5.6.4.
Квартира безмолвно страдает
вокруг нас.
6.1.2.1.
Еще светлее
светлого:
светлее,
чем тот свет,
от которого слепнут.
Все напрасно.
5.5.6.9.
Семнадцать лет я стригу
и прилепляю свои волосы
на лестничный спуск.
Семнадцать лет.
Ты знаешь, как это?
Семнадцать лет я состригаю волосы
с рук и ног,
и прилепляю на стену,
от потолка до пола,
по периметру.
Ты знаешь, как это?
Семнадцать лет я отстригаю свои волосы,
и прилепляю к оконной раме.
8.2.2.2.
Край бокала горький,
поскольку я заглатываю обратно
собственный язык.
Горький и бесконечный.
8.2.2.3.
Звуки,
они исчезли прежде,
чем я родился.
Без вкусов, без образов, без
фраз.
Для чего я родился,
не было у меня ни матери,
ни страха.
8.2.3.4.
Было одно место в саду,
где просто-напросто
никогда не шел дождь.
Он не находил его.
8.2.3.9.
Слова:
не для нас их изобрели,
сто тысяч лет,
слова,
не для того,
чтобы мы их использовали,
лихорадочно,
недосказанно всегда,
всегда невероятно,
дрянной язык,
все истасканные слова,
использованный язык,
лишь это и осталось,
все, навсегда.
8.2.4.1.
Я родился без глаз.
Мать зачистила их
бритвенным лезвием.
3.3.5.1.
Между двух языков,
в заброшенном, цветущем пространстве,
я ищу тебя.
Бездомная собака.
3.3.5.3.
Цветок,
пророс землю насквозь,
и расцвел на другой стороне,
для тебя.
5.7.8.9.
Беззащитные, трогательные улитки
без панциря на песке
разбросаны.
Розовая беззащитность
женской половой плоти,
мягкое, неприкосновенное целомудрие.
5.2.1.5.
Ты запер рыбу в клетку,
в незнакомый океан,
надеясь,
что она будет покачиваться,
между решеток.
5.2.1.2.
Красное покрывало
и мириады звезд,
когда она улыбается.
Одна-единственная грудь
способна прокормить
всех младенцев.
5.5.2.2.
Как бела твоя кожа:
по снегу даже не ты гуляешь,
но совершенное тело,
невидимое.
Перевод: Дарья Анисимова

Аттила Мижер

Поэт, писатель и литературовед Аттила Мижер родился в 1975 г. в городе Лученец (Лошонц) в центральной Словакии — одном из символов Венгерской революции 1848–1849 гг. С 1994 г. стихи и статьи Аттилы Мижера регулярно публикуются в различных журналах и антологиях. Мижер — член Общества словацких венгерских писателей и Общества Аттилы Йожефа, с 2008 г. — редактор литературно-художественного журнала «Палоцфёльд».

Любимая стихотворная форма Мижера — сонет. Классическую форму поэт наполняет самым разным содержанием, сочетая традиционные и новаторские приемы. С одной стороны, Мижер часто использует рифму, от которой современная венгерская поэзия (за некоторыми яркими исключениями) почти отказалась, с другой — убирает даже намеки на начало и конец фраз, отказывается от пунктуации, создавая ощущение фрагментарности, случайного характера каждого отдельного стихотворения. Столь разительное несоответствие жесткого поэтического каркаса и совершенно неожиданного, сюрреалистического содержания один из критиков образно сравнивает с безупречными амфорами (сонетной формой), наполненными то сладким вином, то уксусом, то кровью. Благодаря форме стихи «держат ритм», создавая завораживающую звуковую и визуальную картину.

Читатель не найдет в стихах Мижера популярной сегодня «новой искренности» — автор намеренно остраняется, мы практически не видим лирического героя, только фиксируем его реакции на окружающий мир. Поэт, скорее, комментатор реальности, не лишенный чувства юмора, но и чуждый снисходительности даже к самому себе.

Вступление: Оксана Якименко

* * *

Производная
Кто верил в единицу, тот поймет,
на двойке все устроено иначе.
Предчувствуя, пускается в обход.
Предчувствует, и все-таки в обход.
Он сомневается и говорит,
что это производная пустая
от произвола, пляска слепоты,
когда как бы стихии сбились в стаю.
На тройке нет ни времени, ни сил.
Перестроенья ложь и отговорка.
Повержен разум, логика смешна.
Он одинок. Он ставит на четверку.
Перевод: Дарья Анисимова
Витрина
На Андраши темнеет, дождь стеной,
просвет, и удивленно ловит взгляд
колонну, вид со стороны иной,
колонну, что отбросила плакат.
Так слой за слоем сходит шелуха
сознания сиюминутных сцен.
Поникшие покровы от греха
не склеивай напрасно, сломлен плен.
Дорога вниз и вниз в четыре в ночь.
Наклонная, но это держит нас.
У Цитадели стоп запрещено,
секрет еще сокрыт для чутких глаз.
Погасшей лампой город за спиной.
Витрина, намозолившая взор.
Картинками оплеван мост стальной.
На водной глади сморщенный узор.
Что есть, уйдет или ушло давно.
Афиша размокает, мгла ползет.
На Андраши темнеет, дождь стеной…
Сигнализация, светодиод.
Перевод: Дарья Анисимова
Борьба за праздник
к примеру числа мысли в пустоте
забытый голос вот интимный миг
аккордом тремор люком для других
к примеру шутка люфт менталитет
естественно и я и вы и я
и дикий спор вплетается в сонет
год отпечаток вереницы след
и веером приватность бытия
ничто не одиноко, все течет
и дверью провожает к толщам стен

Еще от автора Адам Бодор
Зона Синистра

Широкую литературную известность Адам Бодор приобрел после издания своей повести "Зона Синистра". Синистра (значение латинского слова "sinistra" — зловещий, ужасный) — так называется в повести уголок Карпат где-то на границе Румынии, Венгрии и Украины; но Синистра — это и художественный образ, олицетворяющий не только бытие в Трансильвании, где диктатура Чаушеску накладывалась на угнетение национальных меньшинств: венгров, немцев и др. "Зона" эта — символ того "реального" социализма, который в последние десятилетия перед своим крахом все более превращался в жуткий фаланстер, нечто среднее между тюрьмой и психушкой.


Рекомендуем почитать
Такой я была

Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.


Дорога в облаках

Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.


Непреодолимое черничное искушение

Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?


Автопортрет

Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!


Быть избранным. Сборник историй

Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.


Почерк судьбы

В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?


Сад чародея

В сборник «Сад чародея» вошли новеллы, статьи, письма и дневниковые записи венгерского писателя, врача, музыкального критика Гезы Чата (1887–1919). Натурализм и психологическая точность сочетаются в произведениях Чата с модернистской эстетикой и сказочными мотивами, а его дневники представляют собой беспощадный анализ собственной жизни. Подобно многим современникам — Климту, Шиле, Фрейду, Кафке, Рембо, Гюисмансу, Оскару Уайльду, Чат «осмелился заглянуть в ящик Пандоры, хранящий тайны самых темных, неисследованных глубин человеческой психики».