Венеция. История города - [89]
И тем не менее первое представление наверняка было незабываемым зрелищем. Ставили «Царь Эдип», вариации на тему Софокла, написанные Орсатто Джустиниани на музыку Андреа Габриели. Участие этого известного венецианского композитора, несомненно, только добавило престижа как самому событию, так и Виченце в целом. Пышные костюмы и величественные жесты актеров сохранились на фресках на стенах Антеодеона рядом со зрительным залом. В постановке учитывались звуковые, визуальные и даже обонятельные эффекты — в самом начале со сцены «внезапно донесся аромат».
Неподалеку от города расположена одна из самых удачных вилл Палладио, построенная в конце 1560-х для монсеньора Паоло Альмерико, но известная под названием «Ла Ротонда». Альмерико, рассказывает архитектор, «пропутешествовал много лет, обуреваемый стремлением к славе, пережил всех своих родственников, вернулся в родную страну и для восстановления сил удалился в одну из своих загородных резиденций». Там он построил «в соответствии со следующими своими выдумками» виллу.
Приятнее и очаровательнее месторасположения не найти. Здание возвышается на небольшом холме, куда отовсюду легко добраться. С одной стороны его снабжает водой Баккильоне, судоходная река, а с другой окружают весьма приятные склоны, напоминающие огромный театр, и все это возделано и изобилует великолепнейшими фруктами и изысканнейшими винами. Со всех сторон виллы открываются прекраснейшие виды: некоторые из них ограничены, другие более обширны, а иные тянутся до самого горизонта. Со всех четырех сторон есть террасы; под ними и под главным залом находятся служебные помещения и комнаты, используемые членами семьи. Центральный зал — круглый, свет в него падает сверху.
Из всех зданий, построенных Палладио, Ла Ротонда вызвала наибольший резонанс. Она стала, например, моделью для Чизвик-хауса лорда Берлингтона, а в 1979 году ее интерьеры представил очень в выгодном свете Джозеф Лоузи в своем фильме «Дон Джованни».
Верона, до которой от Венеции не больше двух часов поездом, а на машине и того меньше, являет собой ее идеальную противоположность. Здесь есть холмы и бурные альпийские речки, а «на берегах возвышаются скалы, где темнеют кипарисы и туманно серебрятся оливы», как писал Рескин. И самое главное, чего нет в Венеции — массивные, уцелевшие до сих пор римские постройки. Огромный амфитеатр (примерно 100 год н. э.), с его сорока четырьмя ярусами сидений (которые часто обновляли начиная с XVI века), некогда вмещал 22 000 зрителей. Если въезжать в Италию через перевал Бреннер, этот город и его здания первыми попадаются на пути. Прежде всего именно они открывались взорам северных завоевателей и путешественников. Гёте, страстно жаждавший классицизма, именно здесь впервые с ним столкнулся. Восхищение не помешало ему анализировать, — а ведь большинство из нас просто бродили бы по округе и смотрели во все глаза! Поэт размышлял о том, как создавалась эта огромная окружность и какой эффект производила на тех, кто собирался здесь: по мнению Гёте, она была призвана «впечатлять собой людей, чтобы заставить их почувствовать и поверить в свои силы». Все началось с импровизированных трибун, которые сооружали из скамей, бочек и телег, чтобы лучше видеть через головы толпы, а дальше уже специально для публики строят конструкции, поднимающиеся уступами. Затем архитектор удовлетворяет «всеобщую необходимость», создавая «максимально плоский кратер»:
…сама публика становится украшением. Собравшись вместе, они изумляются друг другу. Они привыкли видеть друг друга снующими туда-сюда в беспорядке, суетливо бегающими без всякого смысла и дисциплины. А теперь это многоголовое, наделенное многими сознаниями, переменчивое и неуклюжее чудовище неожиданно видит себя объединенным в одно благородное собрание, сплавленным в единую массу, становится единым телом, движимым единым духом.
Это «единое тело» некогда, по свидетельству Кориэта, наблюдало за боями гладиаторов и быков, видело — прежде всего в дни карнавала — такие «триумфальные зрелища… как конные турниры и другие благородные состязания», а в наши дни посещает блестящие ежегодные оперные сезоны.
Как и во многих римских городах, самые очевидные достопримечательности — всего лишь капля в море; отсутствие следов древних поселений в лагуне подчеркивает, насколько далека она была от жизни на материке в первые века своего существования. Порта Борсари и другие арки и портики сохранились почти неизменными до наших дней и ослепляют своей белизной в городе, где полным-полно розового и пестрого мрамора. Понте Пьетра (современная версия оригинала, который сильно пострадал от бомбежек во Вторую мировую войну) нависает над сине-зелеными водами Адидже рядом с римским театром. Это здание начали строить, наверное, лет за сто до амфитеатра, но в целом завершили уже в Средние века. Его откопали в XIX веке в очень хорошем состоянии и восстановили специально для того, чтобы с 1962 года проводить там ежегодный театральный фестиваль. А потому некоторые детали, включая то, что осталось от античного мраморного пола орхестры перед сценой, летом скрыты за современными сценическими конструкциями и местами для зрителей. Но наблюдая за репетициями или работой декораторов, как бы ни были далеки их методы работы от римского театра, мы можем приблизиться к пониманию пустого сценического пространства.
