Венеция. История города - [61]
На фреске, написанной скорее с романтической, чем с моралистской точки зрения, все, кроме музыкантов и их вооруженного очками дирижера, играющих застольную музыку на галерее, с ожиданием смотрят на царицу, которая держит жемчужину в одной руке, а в другой — бокал чрезвычайно крепкого уксуса. Отношения между ней и Антонием уже сложились. Она не только сменила белое платье на розовое, но и обнажила, как и большинство Клеопатр, грудь. (Однако общее впечатление она производит не столько эротическое, сколько смелое, лучше всего его можно передать итальянским словом bravura.) Антоний смотрит на нее, его глаза сияют, выглядит он несколько ошеломленным, но при этом полным восхищения. Как и на предыдущем банкете, где сама пища отошла на второй план, он «сердцем заплатил за все, что пожирал он там глазами».
Обстановка палаццо Лабиа и предметы обихода в основном разошлись по разным владельцам в начале XIX века. Но бальный зал и его фрески дожили до того момента, когда нашелся состоятельный человек, готовый профинансировать реставрацию: в 1948 году здание купил Карлос де Бейстеги, нефтяной магнат из Мексики. В 1951-м он устроил потрясающий бал-маскарад, который вполне мог бы понравиться Антонию и Клеопатре и очень понравился гостям — например, леди Диане Купер, одетой в костюм Клеопатры с фресок. Тьеполо тоже был бы доволен: границы между реальностью и иллюзией снова оказались размыты. Хотя даже Бейстеги не хватило средств, чтобы растворять жемчуг в вине или выбрасывать в канал золотую посуду. В 1963 году он продал дворец итальянской радио-и телекомпании RAI, чье региональное представительство до сих пор располагается здесь. Из-за этого посетителей допускают к фрескам только ненадолго, со среды по пятницу с 15 до 16 часов, и о визите нужно договориться заранее по телефону (041) 524-28-12. Удачная реставрация фресок началась в 1965 году.
Глава седьмая
Островная Венеция: кладбища, монастыри
В Венецианской лагуне разбросано множество плоских зеленых островов самого разного размера, соединенных каналами, проложенными между глинистыми отмелями. Джудекка по сути пригород Венеции, и даже на Бурано, несмотря на его рынки кружев и ярко раскрашенные домики, которые делают его похожим на открытку, проживает более 5000 человек. Венецианские острова разительно отличаются друг от друга: плодородные Ле Виньоль и Сант-Эразмо к северу от Ли до, изобилующие садами; зеленый сосед Бурано — Маццорбо; пустынный Сан-Джорджо-ин-Альга — «Святой Георгий в водорослях» совсем рядом с Джудеккой; Сант-Ариано в северной части лагуны — заброшенное хранилище городских мертвецов; Сан-Франческо дель Дезерто, к югу от Бурано, с его тихим францисканским монастырем, церковью и садами, где в 1950-м году Ян Моррис услышал только
…колокола, поющие мужские голоса, серьезный разговор, певчих птиц, вопли павлинов, кряканье уток и кудахтанье кур, и иногда низкий недовольный рев жующих жвачку коров в коровнике, как крик пресыщенной элизием души.
Издалека Сан-Микеле производит впечатление целостности и спокойствия: за коричневыми стенами не видно ничего, кроме сплошной стены кипарисов. Остров мертвых и должен быть местом мистическим. Когда я приближаюсь к нему, в голове моей звучит весьма торжественная музыка. Собственно, это «Остров мертвых» Рахманинова. Внутри, особенно в современных частях кладбища, смерть воспринимается как факт, она реальна и не облагорожена мифами.
Православное кладбище, окруженное стенами и частично усаженное деревьями, — не такое тревожно просторное и переполненное, как католическая часть. Здесь есть две простые могилы, на которых написано только «Игорь Стравинский» и «Вера Стравинская», и стоит крест. Неподалеку находится могила Сергея Дягилева, и поклонники до сих пор приносят к ней пуанты. (Основатель «Русского балета» умер во время своего визита в Венецию в 1929 году.) Покоятся здесь и русские княгини-эмигрантки, например «Княгиня К. Трубецкая, урожденная Мусина-Пушкина». Летом здесь тихо, только шуршат в траве ящерицы. На евангелистском, или протестантском кладбище могил больше — там похоронены немцы, англичане, американцы, французы, несколько итальянцев-протестантов и другие, — но состояние могил удручающее. Несколько надгробий разбиты, покосились или надписи невозможно прочитать, повсюду царит дух запустения. Когда вы попадаете за эти стены, Венеция прекрасных вод и кампанил исчезает, вас окружает атмосфера, составляющая яркий контраст с зеленеющим и тщательно ухоженным католическим кладбищем.
Здесь похоронены несколько знаменитостей: Эзра Паунд, умерший в Венеции в 1972 году, в тишине и грусти проведя свои последние дни в городе, где он жил, обуреваемый идеями и надеждами, с 1908 года; поэт и эссеист Иосиф Бродский (1940–1996); родившийся в Венеции композитор Эрманно Вольф-Феррари (1876–1948) и несколько членов его семьи. Камни, поставленные в память о менее известных людях, позволяют окинуть взглядом меняющееся сообщество эмигрантов и путешественников, молодых и старых. Справа от входа лежит Сибил Митфорд, жена Уильяма Генри Мейсона, родилась 24 ноября 1860 года, вышла замуж 13 октября 1985 года, умерла 17 ноября 1985 года. Дальше — швейцарский посол «
