Венецианский аспид - [32]

– Изи-ни, – говорил обычно он и повторял в точности моим голосом: – Только не в попу! – От привычки передразнивать я отучал его колоченьем по огромной пустой башке своим шутовским жезлом.

Прождав, похоже, достаточно времени, я запихнул шляпу себе в кафтан, взял фонарь и пошел за шлюхой в бордель. За дверью дорогу мне преградила крупная рука, притороченная к не менее крупному и крепкому бандиту.

– Она фонарь забыла, – сказал я, покачивая огоньком. – Э-э, ее…

– Милость, – сообщил бандит.

– Ее милость? Правда? Да это просто шалавый шлюз акульего эякулята, – не поверил я.

– Сегодня дверь обслуживает Милость, – сказал Бандит.

– А, ну да, Милость, – исправился я. – Я про то же. Она попросила фонарь ей принести.

– Ну иди, – ответил бандит, очевидно избранный на эту должность скорее за размеры, чем за умение вести допрос. И где были все эти дрянские бандиты-охранники, когда я плел свои интриги при дворах и в замках?

– Спасибки, – молвил я, обруливая его прямиком в вакханалию купцов и курв, в муках дебоша распростершихся на подушках и диванах по всем главным залам заведения и даже на громадной мраморной лестнице. Лоренцо я нашел в гостиной на втором этаже – он стоял у окна, а Антонио и двое его приятелей развалились на широкой софе: их обслуживало трио блядей, чьи головы подскакивали у их животов, как поплавки сетей в морских зыбях. Два купца помоложе – Грациано с одной стороны и Бассанио посередке – совершенно забылись в наслажденье, головы запрокинуты, глаза закрыты, руки на спинке, в кубках плещется вино. Девушки трудились, Грациано своей ритмично подмахивал, а вот Антонио – ах, Антонио отнюдь не уплыл никуда по волнам удовольствия: взглядом он упирался в Бассанио, словно отведет взор – и связь оборвется. Левая рука его была прижата к груди молодого человека, правой он вцепился в кубок с вином, как в кузнечный молот. Над ним трудилась-то явно только рыжая работница, но всю свою страсть Антонио сосредоточил на Бассанио.

Ятая очевидность действа была до крайности смутительна. Как же я мог этого не замечать? Ну конечно же. Богатый неженатый мужчина постоянно водится с компанией юных протеже мужского же пола, которые в делах ему отнюдь не помощники, – само собой, он патикус! Почему он не затащит кого-нибудь из них к себе в квартиру да не отымеет его там до тьмы в глазах, меня бежало, но странны позывы сердца. Трагедия вообще-то, что он вынужден покупать мальчику невесту, а не брать ее самому, тем самым явив свои вкусы всей Венеции. Ну, а если выяснится, что он отпетый мерзавец, о явлении половых его предпочтений можно уже будет не беспокоиться. Готов поспорить, когда один очень сердитый еврей перед судом отрежет от него кусок мяса, никакая романтика мужику в голову уже не полезет.

Лоренцо заметил, как я наблюдаю за его наставником, и отошел от окна – надо думать, галантно спасти своим друзьям отсосы, – но тут я вынул из кармана пергамент и повернул к свету так, чтобы он разглядел менору на печати.

– От Джессики, – сказал я.

Он шагнул ко мне, повернувшись к друзьям спиной, и выхватил записку у меня из пальцев.

– Она велела мне не уходить, пока не дождусь ответа. Я буду внизу, у моста слева от входа. – И я посмотрел на него свысока – есть надежда, что надменно. Уверенности в этом у меня не было – нечасто мне доводилось поглядывать на кого-то свысока, однако на котурнах я был почти на целую голову выше Лоренцо, поэтому пережитым насладился вполне. Лоренцо смазливый был негодник – бородка аккуратно подстриженным клинышком, плечи широкие, но я, даже в своих обычных башмаках, был ниже его ростом всего на ладонь. Увижу Джессику – надо будет подразнить ее сим немилосердно. Ее карманный купчишка. Ха!

– Стало быть, снаружи, – сказал я, когда он вскрыл печать. Я повернулся и тут же заметил Милость – ее перехватила парочка древних похотливцев, и теперь они ее лапали, словно мартышки-паралитики. Понятно, отчего она не вернулась с Лоренцо. Я поймал ее взгляд и убедился, что она видит, как я поставил фонарь ее на стол, а после выбрался из борделя и отошел влево, к каменному мосту через узкий канал, лежавшему почти целиком в тени. Огни публичного дома и окон выше бросали сюда ровно столько света, что я различал пристань, врезанную обок в камень, и одну ступеньку к ней: гондолы здесь могли грузить и выгружать добро. В темноте пристани под мостом служили отличными альковами для заговоров.

Мгновение спустя под мавританской аркой борделя возник Лоренцо. Я свистнул, помахал, когда он меня заметил, и он быстро пересек дворик и спустился ко мне на пристань.

– Тебе можно доверять? – спросил он.

– Она же мне дала записку, нет?

– Но тебе неведомо ее содержимое. – Пергамент он держал в руке и помахивал им у меня перед носом.

– Вы собираетесь вдвоем сбежать, прихватив сундук папашиного золота и драгоценностей?

Его как громом поразило, но он умудрился кивнуть.

– Тогда ответ писать не стану. Передай Джессике, что в ночь Карнавала на Михайлов день я приду к ней. Отца ее вечером не будет дома – он ужинает у Антонио, об этом уже уговорились. В лагуне будет много лодок, сотни, и все люди в костюмах, поэтому в Ла Джудекке никто ничего не сообразит. Передай, чтобы подготовила все, что ей понадобится, и переоденется в мальчика. Так нам будет легче в пути. Я договорился, чтобы нас перевезли на Кипр, и судно отойдет с утренним приливом.