Венецианская маска - [9]

Мариетта всегда была рада, когда на образовательные встречи нужно было ранним утром ехать в гондоле по Гранд-Каналу. Тогда она могла видеть красивые дворцы, которые поднимались вверх от своих собственных отражений, элегантные здания с балконами, украшенными лоджиями с колоннадами, декоративной каменной кладкой, скульптурой, и иногда встречающимися мозаичными фресками, которые сверкали, как оправленные в золото драгоценные камни. Богато украшенные водными портиками подпорки были расписаны цветными полосками в геральдических цветах определенной знатной семьи, которая жила там. Если виднелись разрушения осыпающейся кирпичной кладки, влажное дерево и трухлявые дверные проемы, это только символизировало декаданс, который поражал Ла-Серениссиму.

Дворец дожа имел свою собственную красоту: двойной ряд колонн и арки, изящные, как кружево. Красивый всегда меняющийся свет Венеции постоянно играл его мрамором цвета опала или слоновой кости, янтаря или жемчуга, насыщенного розового, как художник, который всегда добивается результата более совершенного, чем предыдущий.

Со своего места Мариетта наблюдала за всем, что происходило в магазинах и палатках на широких улицах, выходящих на Гранд-Канал. Вопли водовозов смешивались с криками продавцов, торгующих всем — от фруктов до экзотических специй. Бережливые хозяйки бросались за самой свежей рыбой и овощами, некоторые покупали прямо с лодок, пришвартованных вдоль улицы. Плоты и баржи прибывали с плетеными корзинами морепродуктов для рынка Риалто и вином, которое ожидали в винных погребах.

И, господствуя над всем, звучала музыка Венеции. Гондольеры пели, а другие подхватывали припев. Всегда, казалось, рядом находился кто-то с лютней или скрипкой, группы музыкантов гуляли по улицам и исполняли музыку на площадях. Но только ночью, когда девочки устраивались спать, музыка поглощала город. Для Мариетты это было как песня сирены. Когда она лежала в постели, наблюдая за мерцающими узорами на потолке, вызываемыми отраженным светом с воды, казалось, что к ней тянутся огромные руки, выманивающие ее в город, замерший в ожидании ее.

В конце третьего месяца их наказания Мариетту и Елену вызвал заведующий, от которого они услышали строжайшую лекцию. Им напомнили еще раз, что Пиета гордится безупречной репутацией всех девушек, которые находятся под ее руководством. Никогда впредь они не должны совершать такого неблагоразумного поступка, потому что у них не будет второго шанса. С этим замечанием их отпустили. Они покорно вышли из комнаты, но, как только оказались вне пределов слышимости, шумно обнялись.

— Наконец-то! Это было так скучно. Какое однообразное время! Я хотела так много рассказать тебе, но должна была держать язык за зубами.

Они говорили одновременно, каждая со смехом, в котором слышались слезы облегчения. Когда они успокоились, Мариетта проговорила более серьезно:

— Мы не должны никогда больше позволять наказывать нас так.

— Я согласна. И я подумала о способе, которым мы могли бы общаться.

Мариетта отбросила голову назад с новым приступом веселья.

— Я знаю, что ты собираешься сказать. Я тоже думала об этом. Последовательность сигналов перчаткой, музыкальной партитурой или даже неправильной нотой. Точно так же, как язык вееров или вуали на лице!

— Точно! — Елена зааплодировала в восторге оттого, что они обе пришли к одной и той же идее. — Я составила список.

— Я тоже составила!

— Тогда давай сравним записи.

Прошло немного времени, прежде чем они разработали серию сигналов общения. Они практиковались до тех пор, пока не смогли общаться в классе, во время часа тишины и в других подобных случаях. Постепенно они довели свое общение до изящного искусства, так что даже слабый удар пальца по подбородку или щеке, кружеву или бумаге, кисти руки или рукаву использовался для того, чтобы назвать букву алфавита. Много раз им приходилось сдерживать смех, когда они делились шуткой с противоположных концов комнаты.

Их отложенное прослушивание с маэстро ди Коро наконец состоялось, и в канун своего шестнадцатилетия Мариетта и Елена стали совершенно полноправными членами обновленного хора Пиеты. В честь этого каждой выделили отдельную спальню. Их дни совместного проживания с другими закончились.

— Только еще одна ступень вверх по лестнице, чтобы стать главными солистками, и тогда у каждой из нас будут свои апартаменты! — объявила Мариетта.

Они были очень рады своему новому жилью. Комнаты были маленькие, но в них была изящная мебель и драпировочные парчовые занавеси, которые скрывали кровать в алькове.

Другой причиной их хорошего настроения была замечательная новая одежда, сделанная девушками Пиеты, которые учились на портных. Для пения в церкви и на других церковных мероприятиях имелось простое шелковое платье красного цвета Пиеты с прозрачным белым капюшоном, который можно было надеть на голову. Для концертов надевали кринолиновые шелковые платья с низкими декольте — либо из белого шелка, либо из черного бархата. Мариетта и Елена получили по шелковой веточке ярко-красного гранатового цвета, которые они должны были надевать на концерты, когда нельзя было найти никаких свежих веточек. Они пытались носить шелковые веточки разными способами, хотя от них требовалось носить их в волосах, справа от лица и по направлению к затылку.