Венецианская маска. Книга 1 - [15]

Она долго разглядывала, какие красивые у него руки, почти на каждом пальце — перстни с драгоценными камнями, в приглушенном свете ярко блестели его пышные манжеты. Интересно, что бы она испытала, если бы эта рука коснулась ее руки? Или потрепала бы по щеке? А то и отправилась странствовать по еще никем не исследованным закоулкам царства любви? От этих размышлений у нее участилось дыхание.

Когда Адрианна закончила петь, Торризи, аплодируя, встали и. собрались уходить: синьора Торризи больше не могла находиться здесь, тем более, что ее муж не потерял лица и не испугался, в его реакции на выходку Челано сквозило скорее насмешливое напоминание, что гостеприимство хозяина превыше всего, важнее лишь церковная месса, даже когда речь зашла о их вековечной вендетте. Продолжая аплодировать, он выступил вперед и стал смотреть на Адрианну.

— Браво! — воскликнул он. Его голос звучал сильно, глубоко. — Великолепно!

Воздав должное исполнительскому мастерству Адрианны, он под руку с женой прошествовал навстречу синьору Манунте. Мариэтта видела, как тот рассыпался в извинениях и затем сопроводил гостей к выходу. Вот тогда-то и произошло нечто странное. В течение секунды или двух перед тем, как за ними должны были закрыться двери, Доменико Торризи обернулся и бросил взгляд через плечо. Мариэтте этот взгляд показался желанием убедиться в том, что Марко Челано не направился вслед за ними, но каким-то странным образом — возможно, виновата игра света на его маске — ей показалось, что он смотрел ей прямо в глаза.

После ухода Торризи публика целиком отдалась наслаждению от концерта. Даже на лице Марко Челано появилось довольное выражение, и он не спеша принялся разглядывать самых красивых хористок. Его взгляд не миновал Мариэтту, чью своеобразную красоту он отметил про себя, но затем надолго остановился на Элене. Ее красивое личико, молодые, упругие груди, спелыми яблоками вздымавшиеся под черным бархатом прилегающего лифа платья и, в особенности, волосы палево-золотистого оттенка, который он обожал, привлекли внимание. Как же несправедлива судьба, обрекая это милое непорочное создание сидеть взаперти в стенах Оспедале делла Пиета! Ведь то, что кажется недоступным, прельщает сильнее всего. Кто она? Интересно было бы побольше разузнать о ней. И почему это он раньше ее не замечал?

Когда публика кончила аплодировать только что закончившейся песне и Адрианна начала петь следующую, он обратился к своей соседке, но, едва хор поднялся, как он снова направил пристальный взгляд на Элену, которая тоже заметила его. Челано уже понял, что она видела, как он смотрел на нее, и их взгляды встретились, хотя девушка ни разу не повернула головы в его сторону. Каждый раз Элена, с изумлением замечая его взгляд на себе, тут же отводила глаза. Но потом осмелела и один раз тоже ответила ему продолжительным взглядом синих глаз. Он улыбнулся, в ответ уголки манящего ротика чуточку дрогнули. Ему страшно нравилось вести эту игру, этот безмолвный флирт с пиетийскою невинностью, впрочем, уже вполне созревшей и для чего-то более существенного, нежели взаимное созерцание.

Элена, зная, что маэстро видел все, даже волнение публики не способно отвлечь его внимание от хористок, предпринимала отчаянные усилия, чтобы не смотреть в сторону сидевшего Марко Челано. Она чувствовала, что тот не сводил с нее глаз, и все время, пока ей вместе с хором пришлось петь мадригал, продолжал эту игру. А она возбуждала странным образом, заставляя сердце биться чаще и окрашивая ее щечки в розовый цвет. Потом вдруг она стала думать совершенно о другом. Когда ее подруга вот-вот должна была начать сольную партию, маэстро вдруг кивнул на Мариэтту, дал сигнал, чтобы та не пела, скомандовал оркестру играть финал. Элена изумилась, но мысли ее подруги были слишком далеко, чтобы при помощи их знаменитой немой азбуки выяснить, что произошло.

Мариэтта мгновенно сообразила, почему ей не позволили петь. Ее охватило гнетущее чувство тревоги. Конечно, он заметил ее шепотки. Глупо, конечно, было так рисковать, и она уже боялась и подумать, какими могут быть последствия.

Во время антракта в гостиную, примыкавшую к чалу, где отдыхали девушки хора, принесли фруктовые соки. Но не успела Мариэтта подойти к столу, уставленному хрустальными бокалами с освежающим питьем, как к ней подскочила сестра Сильвия с ее накидкой в руках.

— Мариэтта, маэстро просил передать, что я должна тебя немедленно отвести в Оспедале.

Мариэтта не стала интересоваться, почему. Тут же к ней подбежала Элена.

— Куда ты собираешься? Тебе что, нехорошо?

— Мне нехорошо, но я все объясню тебе потом, — в горле у Мариэтты стоял комок.

Элена обеспокоилась не на шутку.

— Что с Мариэттой? Почему она такая?

Сестра Сильвия пожала плечами.

— Я лишь выполняю распоряжение маэстро. Пойдем, Мариэтта.

Фаустина, наблюдавшая эту картину, вздохнула с облегчением, подумав при этом, что ей самой удалось выйти сухой из воды, и орлиный взор маэстро не заметил ее. Мариэтта же еще не постигла той хитрой науки, заключающейся в том, чтобы держать перед собой нотный лист таким образом, чтобы не было видно губ. Фаустина считала себя прекрасной солисткой, ничем не хуже Адрианны. И когда-нибудь маэстро все же сподобится понять это, в этом не могло быть сомнений. Повернувшись, чтобы взять у лакея бокал с соком, она увидела сестру Сильвию и поняла, что отвертеться все же не удастся.