Венец всевластия - [6]

И надо же такому случиться, чтоб об этом венце вспомнил государь. Было это в те поры, когда Елена Волошанка разрешилась бременем, произведя на свет сына Дмитрия. Ну и радуйся внуку, что по сундукам-то шарить. Венец, вишь, принадлежал его первой супруге Марии Борисовне, и он решил подарить его Елене в честь рождения сына. По приказу государя всю казну перелопатили — нет венца! Иван объявил, что назначает розыск — виданное ли дело, вор в царском дому! Вот тут Софья и повинилась, объяснила, кому подарила венец.

Иван пришел в бешенство. Уже и руку поднял для удара, но не опустил, не в его привычках было цариц лупцевать. Но гневу нужен был выход, и Иван пальнул в неожиданном направлении. Вся сила государевой ярости обрушилась на князя Верейского — как посмел принять в подарок великокняжеский венец? Злополучный подарок был возвращен в казну и торжественно подарен невестке. Но Иван не хотел успокаиваться. Теперь он уже грозил князю Верейскому темницей. Бедный князь недолго думая сбежал в Литву. Это еще больше распалило Ивана. И разумная мысль явилась сама собой. Молодой князь сбежал, но старый остался. Иван повелел престарелому князю Михаилу Андреевичу Верейскому лишить сына-изменника наследства, о чем и была написана соответствующая грамота. Спустя два года после разыгравшейся драмы престарелый князь Михаил скончался, а города, ему принадлежащие, как то: Верея, Ярославец и Белоозеро — перешли в потомственное владение московскому царю Ивану.

На Софью царь зла не держал, а может быть, даже благодарен ей был, что дала отличный повод, чтобы отнять у князей Верейских их земли. И что распалял себя в гневе, так для великого государственного дела все средства хороши. И иначе как соберешь Русь? Как укрепишь отчизну против извечных врагов ее — литвин и татар?

Все забылось, кроме одного — Софья помнила истинную виновницу раздора. Из-за пигалицы Елены царь кричал на нее и ногами топал. А эта змея, смирница коварная, все отлично понимала, и если хотела досадить царице, то надевала на пышные приемы злополучный венец и потрясала гордо головой, смотрите, мол, люди добрые, как великокняжеский убор мне к лицу.

Софья жила в нетерпении, в обиде за сына. А потом вдруг Фортуна сняла повязку с глаз, окинула внимательным оком царицыно бытие и так повернула события, что у Софьи появилась возможность схватить ее, переменчивую, за подол. На дворе стоял 1490 год. Молодой занемог. Вначале болезнь, прозванная камчугом (а попросту говоря — ломота в ногах) не предвещала страшного исхода. Лекарь Леон поклялся головой, что вылечит великого князя. Не вылечил. Лекарю за лживые посулы отрубили голову, а при дворе поползли тихие, паучьи слухи, де, не своей смертью умер Молодой, и помогла ему предстать перед Божьим престолом царица Софья.

Шептуны есть во всяком дворе, и царь им не поверил. Когда умерла первая супруга Мария Борисовна, разве не дули в уши завистники и интриганы? «Батюшка великий князь! Посмотри на покров усопшей! Как покрывали мы благоверную Марию Борисовну, то покров до полу висел, а через день тело так раздуло, что покров и самих останков не прикрывает! А с чего такое вздутие? Не иначе как нужной смертию преставилась великая княгиня, отравили ее злодеи-супостаты».

Иван учинил розыск. Отравителей не нашли, но дознались, что одна из прислужниц великой княгини — Наталья Полуехтова, посылала пояс своей хозяйки к ворожее. «Зачем?!» — грозно спросили женщину. «Не лиха искать, а здоровье приворожить», — лепетала прислужница, в ногах валялась, прося прощения. Иван не велел делать зла глупой гусыне, но удалил ее с мужем в глаз долой. Потом простил. Напраслина все, он сам видел, как в болезни и муках умирала жена. А если сына отравил мерзавец лекарь, то за это он с лекарем посчитался, а искать пособников в мерзких делах в семье своей — не следует.

Софья жалела Молодого вполне искренне. Тридцать два года — разве срок жизни? Но при этом с трудом скрывала бьющую через край радость — освободилось место наследника, так Господь пожелал. В том, что наследником станет именно Василий, она была настолько уверена, что даже не стала обсуждать этот вопрос с мужем — зачем разводить суету вокруг очевидного?

Вот тут-то и шепнул ей дьяк Федор Стромилов, преданный человек, что царь находится в размышлении. Ничего еще не решено, потому что есть два претендента на трон: ее сын Василий и сын Елены Волошанки — малолетний Дмитрий. А про Дмитрия царица и думать забыла.

Надо сказать, что при дворе Софью не любили многие из царевых поданных. «Греки принесли новый закон на Русь, оттого земля наша и замешкалась, — так говорили. — Ранее жили мы в тишине и в миру, а при Софье стали переставлять обычаи. Понаехали с ней люди роду итальянского — фрязины, начали строить на свой лад, говорить на свой лад, а царь стал лишать нас прежних вольностей».

Мало сказать, что Софью не любили, ее боялись — за хитрость, за коварные советы, за интриги. Эко ловко умела царица руками мужа одних людей сместить, а других возвысить. Мешалась даже в политические дела, давала советы, что, мол, Литве верить нельзя, с Ордой порвать надо навечно и забыть, что дань платили, а с Крымским царством — дружить, потому что выгодно.