Венец - [43]

Парень схватил Кристин за кисть руки, придвинулся лицом к ее лицу и произнес что-то насчет "КиВ" и fl3eutel", – Кристин поняла, что он отпустит их, если она поцелует его и отдаст ему свой кошелек[39].

Ей вспомнилось лицо Бентейна тоже у самого ее лица, и на одну минуту ее охватил такой ужас, что ей стало дурно и у нее потемнело в глазах. Но она сжала губы, призвала в своем сердце Бога и деву Марию – и в тот же миг ей показалось, что до ее слуха донесся топот копыт по тропинке, идущей с севера.

Тогда она ударила парня кошельком по лицу с такой силой, что он пошатнулся, – и толкнула его в грудь так, что он слетел с тропинки вниз, прямо в чащу. Второй немец схватил девушку сзади, вырвал из ее рук кошелек и так рванул за шейную цепочку, что та разорвалась, – Кристин чуть было не упала, но тут же вцепилась в парня, стараясь отнять у нею свой крест. Он хотел вырваться, – теперь уж и грабители услыхали, что кто-то едет, – Ингебьёрг громко и отчаянно закричала, и всадники, ехавшие по тропинке, пустили лошадей во всю прыть. Они выехали из лесной чаши; их было трое. Ингебьёрг с воплем побежала к ним навстречу, и они соскочили с коней. Кристин узнала господина из лавки Дидрека; он обнажил меч, схватил за шиворот немца, с которым Кристин боролась, и начал лупить его клинком, повернутым плашмя. Спутники всадника помчались за другим парнем, поймали его и принялись колотить в свое удовольствие.

Кристин прислонилась к скале; теперь, когда опасность уже миновала, ее бросило в дрожь, но сильнее испуга было изумление, что ее молитва была так скоро услышана. И вдруг взгляд ее упал на Ингебьёрг: та сдвинула капюшон на затылок, отбросила на плечи плащ и спокойно перебрасывала на грудь свои тяжелые белокурые косы. При этом зрелище Кристин разразилась смехом – силы ее покинули, и, не будучи в состоянии остановиться, она должна была схватиться за дерево; как будто у нее в костях была вода вместо мозга, так она ослабела. Она вся тряслась, смеясь и плача.

Господин подошел к ней и осторожно положил руку на ее плечо.

– Вы, видно, испугались больше, чем хотели показать! – сказал он, и голос у него был ласковый и красивый. – Но возьмите себя в руки – вы вели себя так мужественно во время опасности!..

Кристин смогла только кивнуть ему головой. У него были красивые светлые глаза на узком матово-смуглом лице и черные как смоль волосы, довольно коротко подстриженные на лбу и за ушами.

Ингебьёрг успела поправить волосы; она подошла и поблагодарила незнакомца в самых изысканных выражениях. Отвечая ей, тот продолжал держать руку на плече Кристин.

– А этих пташек, – сказал он своим людям, державшим немцев (те сказали, что они с какого-то ростокского корабля), – нам придется взять с собой в город, чтобы там запереть в темницу. Но сперва проводим этих девиц до монастыря! У вас, вероятно, найдутся ремни, чтобы связать их…

– Вы хотите сказать – девиц, Эрленд? – спросил один из его спутников. Оба они были молодые и хорошо одетые парни и все еще были в возбуждении после схватки.

Их господин нахмурил брови и хотел было резко ответить. Но тут Кристин положила руку на его рукав.

– Отпустите их, дорогой господин! – Она слегка вздрогнула. – И мне и сестре моей было бы неприятно, если бы об этом стали болтать!

Незнакомец взглянул на нее, закусил губу и кивнул в знак того, что он понял. Потом дал обоим пленникам плашмя мечом по подзатыльнику, так что те полетели на землю.

– Ну, удирайте! – сказал он, пнув их ногой, и они пустились бежать во все лопатки. Господин снова повернулся к девушкам и спросил, не пожелают ли они поехать верхом.

Ингебьёрг – дала посадить себя в седло Эрленда, но оказалось, что в нем она не может усидеть. Она тотчас же соскользнула на землю. Он вопросительно взглянул на Кристин, и та сказала, что привыкла ездить верхом в мужском седле.

Он взял ее под колени и посадил в седло. Сладкая и приятная дрожь пробежала по ее телу оттого, что он так осторожно держал ее, несколько отстраняясь, как будто боялся быть к ней чересчур близко; дома никто, помогая ей садиться на коня, не заботился о том, не прижмет ли ее к себе. Она удивилась, почувствовав, что ей оказано уважение…

Рыцарь, – как Ингебьёрг называла его, хотя он носил только серебряные шпоры, – предложил руку подруге Кристин, а его слуги вскочили на коней. Ингебьёрг непременно хотела, чтобы они проехали к северу от города, под горами Рюэн и лесом Мартестоккер, а не по улицам. Сперва она сослалась на то, что господин Эрленд и его слуги носят полное вооружение, не так ли? Рыцарь серьезно ответил, что запрещение носить оружие соблюдается не так уж строго – ведь им ехать в дальний путь, – кроме того, весь город теперь охотится на диких зверей… Тогда Ингебьёрг заявила, что она боится леопардов… Кристин отлично понимала, что Ингебьёрг хочется пройти самой длинной и пустынной дорогой, чтобы побольше поболтать с Эрлендом.

– Вот уже во второй раз нынче мы задерживаем вас, господин, – сказала Кристин, и Эрленд серьезно ответил:

– Это ничего не значит, я еду сегодня только до Гердарюда, а ночи теперь светлые.

Кристин нравилось, что он не шутит и не насмехается, но говорит с ней как с ровней или даже еще больше того. Она вспомнила о Симоне; ей еще не встречались другие молодые люди из придворного круга. Впрочем, этот человек был, вероятно, старше Симона…