Венец творения, или Ошибка природы - [8]
И уж совсем трогательное единение возникает тогда, когда я предлагаю всех самых очаровательных с их точки зрения, а стало быть -- идеальных по совершенству в морфологическом плане человеческих особей женского пола раздеть до гола и вымыть в преотличной, всех равняющей русской бане. Среди подобных, лишенных какого бы то ни было макияжа и внешнего оформления тел кумиры женского пола, кинодивы и до предела амбициозные " всемирно известные " манекенщицы вдруг оказываются кривоногими, мослатыми, с непомерно широкими или со столь же непомерно узкими плечами и деформированной индивидуальным образом жизни головой, с сосками на нижней части живота, с обвислыми задами и с тупыми глазами. Не верите? Вспомните хотя бы унылые кинематографические сцены полового совокупления в ванных, душах, туалетах подобных записных красавиц -- и вы невольно согласитесь со мною. Здесь даже неодолимый мужской половой инстинкт / почему -- то именуемый сексом, хотя последний термин ничего иного, кроме генетического смешивания не означает /, украшающий бурным воображением даже чурбан или замочную скважину, не срабатывает.
Что касается человеческих особей мужского пола, то о совершенстве их форм, о догме, вбитой нам в голову как убогий стереотип, затуманивающий объективное зрение пресловутыми копиями Аполлона Бельведерского, Давида Микеланджело, статуями обнаженного Будды в миллионах учебников может всерьез говорить лишь человек, лишенный чувства юмора. Как только кинокумиры, принимаемые одурманенной наркотиком " общественного мнения " толпой почитателей и тем более -- полуистеричных почитательниц, явно страдающих от комплекса половой неполноценности, за идеал физического совершенства, приоткроют торс или обнажат ноги, как правило -- напоминающие традиционную конскую дугу, и уж тем более позволят себе раздеться до нага в постельных кинодрамах, морфологическое несовершенство самцов человека становится до обидного очевидным.
Тот же, кто обладает чувством юмора на уровне гениальности в оценке и самооценке как самцов, так и человеческих самок, кто видит их морфологическое несовершенство, не дающее основания нам, людям, претендовать в этом отношении на пальму первенства в мире живой природы, оказывается мудрым пророком человечества в деле его действительного движения к совершенству. Но пророков, как известно, всегда побивают камнями именно за правду прозрения.
Нет, мои дорогие оппоненты -- защитники совершенства человеческой породы в морфологическом плане, интуитивно усматривающие в подобной вселенской правде намек и на себя, на всех нас без исключения -- не мне принадлежит мысль об аномальности нашей животной породы. Задолго до меня Апулей глазами Луция из шкуры осла показал нам все " прелести" нашего человеческого совершенства. Вчитайтесь в Аристофана -- и вы поймете, где первоисточник моих мыслей. И, наконец, великий и несравненный Свифт, которого и поныне ненавидят все фарисеи мира. Вспомним, что прежде всего увидел Лемюэль Гулливер на проезжей дороге в стране Гуигнгнмов. " ... Я заметил в поле каких -- то животных. Несколько таких же животных сидело на деревьях. Их странный и причудливый вид смутил меня. Я прилег за кустом, чтобы лучше их разглядеть. Некоторые из них приблизились к тому месту, где я спрятался, так что я отлично мог отлично разглядеть их. Голова и грудь у них были покрыты густыми волосами -- у одних вьющимися, у других -- гладкими. У многих из них были и бороды, похожие на козлиные. Вдоль спины и передней части лап тянулись узкие полосы шерсти. Но тело было голое, так что я мог видеть кожу темно-коричневого цвета. Хвостов у них не было. Самки были поменьше самцов: на головах у них росли длинные гладкие волосы, но лица были чистые, а все тело было покрыто только легким пушком. Волосы и у самцов, и у самок были разного цвета: коричневые, черные, рыжие. Они редко оставались в покое, все время бегали, прыгали и скакали с изумительным проворством. Крепкие и острые когти на передних и задних лапах позволяли им с ловкостью белки карабкаться на самые высокие деревья. В общем, во время моих путешествий я никогда еще не встречал более безобразных, более гнусных животных ". Таковы -- йеху. И какими же прекрасными, совершенными в системности, устойчивости, гармонии предстают у великого писателя лошади, те животные, силе, красоте и быстроте которых не уставал поражаться его Гулливер. Впрочем, как и все мы, люди, когда-либо видевшие эти действительно совершеннейшие живые существа.
Аристофан, Апулей, Свифт -- не одиноки в трезвой оценке человеческой породы, лишенной всех необходимых признаков морфологического совершенства. Словно соревнуясь с поборниками идеализирующего искусства, которое абсолютно тождественно вселенскому карнавалу одеяний и драпировок, призванных символическим флером скрыть несовершенство фигуры завоевателя -- коротышки либо какой-либо очередной первой леди, о сонме которых не без ожесточения и сарказма как -- то сказал обозреватель " светской жизни ", что все они просто обыкновенные бабы, мудрые художники и скульпторы всегда пытаются избавиться от катаракты стереотипного зрения. И тогда мы видим шедевры Иеронима Босха и " Капричос " Гойи, мясную стихию беспощадного Рубенса и жесткую, я бы даже сказал -- трагическую оценку всех нас как природного несовершенства Михаилом Шемякиным.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
«Метафизика любви» – самое личное и наиболее оригинальное произведение Дитриха фон Гильдебранда (1889-1977). Феноменологическое истолкование philosophiaperennis (вечной философии), сделанное им в трактате «Что такое философия?», применяется здесь для анализа любви, эроса и отношений между полами. Рассматривая различные формы естественной любви (любовь детей к родителям, любовь к друзьям, ближним, детям, супружеская любовь и т.д.), Гильдебранд вслед за Платоном, Августином и Фомой Аквинским выстраивает ordo amoris (иерархию любви) от «агапэ» до «caritas».
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Когда сборник «50/50...» планировался, его целью ставилось сопоставить точки зрения на наиболее важные понятия, которые имеют широкое хождение в современной общественно-политической лексике, но неодинаково воспринимаются и интерпретируются в контексте разных культур и историко-политических традиций. Авторами сборника стали ведущие исследователи-гуманитарии как СССР, так и Франции. Его статьи касаются наиболее актуальных для общества тем; многие из них, такие как "маргинальность", "терроризм", "расизм", "права человека" - продолжают оставаться злободневными. Особый интерес представляет материал, имеющий отношение к проблеме бюрократизма, суть которого состоит в том, что государство, лишая объект управления своего голоса, вынуждает его изъясняться на языке бюрократического аппарата, преследующего свои собственные интересы.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.