Венец славы (Сборник рассказаов) - [37]

В непременном пикапчике весь задний отсек завален детскими игрушками, сапожками и всяческим барахлом. У Маррея явственно возникло ощущение, что в этом пикапчике он уже когда-то ездил.

Но нет, в колледже имени Эрнеста Лапойнта он раньше не бывал. Нет, не бывал. Лапойнт — его четвертая остановка за последние девять дней, тут все для него ново, то есть должно быть ново, и эти любезные, немного взвинченные люди — ведь он их никогда не видел; надо же, чтобы так совпало, чистая мистика: вся их болтовня, все вопросы — копия тех, которые он слышал в университете Миссури, где была предыдущая остановка в его гастрольной поездке. Есть в этом и положительный аспект: можно отвечать не думая, так что он волен сосредоточиться на причине сегодняшних своих утренних переживаний. («Что-что? Ах да. Да-да, конечно…») Они с Розалиндой собирались пожениться в первую субботу по завершении его гастрольной поездки с авторскими чтениями стихов. Много раз они обсуждали свое будущее, со всей серьезностью строили планы совместной жизни, и день свадьбы у них был назначен окончательно и бесповоротно: 2 июня. Однако с позавчерашнего дня он все никак не может с ней созвониться. По всему Среднему Западу его преследовал ураган с ужасными ливнями — а он и без того эту часть страны не любил, побаивался, да к тому же у него были основания чувствовать, что он не все тут понимает, и теперь его не покидало суеверное ощущение, будто неспроста он, оказавшись именно здесь, так некстати потерял контакт с Розалиндой.

Она жила тихо и неприметно, занимая маленькую квартирку в нескольких милях от женского колледжа «Вассар», где ее бывший муж преподавал психологию; бывший муж даже и не знал, что Розалинда снова поселилась поблизости. Он был ее вторым мужем, первый умер от сердечного приступа всего через восемь месяцев после свадьбы — это был человек «в летах» (в каких именно, Маррей никогда не испытывал желания уточнять). Оказавшись в статусе молодой вдовы, Розалинда почти тотчас же вышла замуж снова (как она сама впоследствии определила — опрометчиво), на этот раз за довольно молодого человека, способного, — о, весьма! — но чересчур незрелого, право же, несформировавшегося. Этот брак развалился быстро. И Розалинда, высокая двадцатисемилетняя женщина с четко очерченным красивым лицом, проконсультировавшись у отца, добилась развода, благо бракоразводные законы стали куда вольготнее с тех пор, как десятью годами раньше ее отец сам разводился. Отец у Розалинды был одним из доверенных лиц Рокфеллера и почти все свое время проводил в законодательном собрании штата; все собеседования с ним Маррей, похоже, провалил, хотя тот явно читал кое-какие из стихов Лихта и дал на брак «свое благословение».

После развода Розалинда перевезла и мебель и пожитки в фермерский дом неподалеку от Норфолка, штат Виргиния, — очертя голову, не глядя договорилась об аренде по объявлению в газете «Нью-Йорк таймс»; в разговоре с Марреем в первый вечер их знакомства — грустном, на грани слез, тоном самообличения — она объяснила это тем, что хотела «очиститься, выкинуть из головы всю гадость мерзкого прошлого». Однако дом среди норфолкских огородов не оправдал надежд: очень уж там было одиноко, тягостно. И совершенно нечем заняться, кроме как раз-размышлять о прошлом. И она вернулась в Нью-Йорк, в самый центр, в богемный Гринич-Виллидж, где сняла квартирку на первом этаже «браунстоуна» — краснокирпичного добротного особняка, у человека, которого они с бывшим мужем считали своим приятелем, но этот друг дома в качестве домовладельца перевоплотился в немилосердного вымогателя, а композитора из себя изображать перестал вовсе, и снова, в который раз, бедной, издерганной Розалиндочке пришлось переезжать — сначала в женскую гостиницу на Манхаттан, а в конце концов вон из Нью-Йорка, в Покипси, где жизнь казалась ей поспокойнее. Маррей с ней познакомился, как раз когда она выезжала из «браунстоуна». Сам он жил на Манхаттане, но из-за ссор с женой иногда перебирался на Лонг-Айленд (жизнь была так запутана, отношения переусложнены настолько, что теперь и сам толком не вспомнишь, что к чему); он упрашивал Розалинду переехать к нему в Вестбери, но до свадьбы она не хотела терять независимость. Во дворе ее дома был довольно большой, заросший сорняками палисадник, и она любила там часами возиться. Так что вот она, видимо, где — сидит в своих желтеньких полотняных брюках, расклешенных и хлопающих по лодыжкам, и полет, и полет нескончаемые сорняки, на лбу капельки пота, а телефон звонит и звонит, но, видно уж, она его так и не услышит…

— Мистер Лихт!

— Да, что?

— …денек нам предстоит — с ума сойти! Ведь вы не возражаете? мы тут назначили один маленький дополнительный коллоквиум — просто неофициальная такая встреча с несколькими очень заинтересованными, весьма начитанными и способными студентами…

— Можете называть меня просто Маррей, — сказал он, безропотно следуя за провожатыми по затененному пластиковым тентом тротуару и в вестибюль мотеля под названием «Гостиница Мотор», настолько нового, что в одном из боковых флигелей до сих пор еще велись строительные работы. Единственное, к чему стремился Маррей, — это удрать: