Вена, операционная система - [17]
Очень просто: здесь многие улицы, дома и – особенно – интерьеры помещений были такими же, как в Риге 1960-х. Это конкретно – когда-то Рига по строительной, интерьерной части, да и в обустройстве жизни многое списывала именно с Вены: тот же свой небольшой Ринг, кофейни – как венские кофейни. Только в Вене все это осталось, а в Риге интерьеры перестроила советская власть. Тут ничего особо не меняют. Ладно хоть улицы в Риге остались более-менее теми же, что и составило некоторую, даже и не очень слабую, связь. Но интерьеры пропали. Да, теперь как-то восстанавливаются, но уже поздно, чтобы вернулись исходные отношения.
Так что логично: субстанция – не без очевидного все же мазохизма – любит места, в которых она впервые оказалась материей и стала делаться окислом. Она не могла достаточно вспомнить себя в Риге, потому что не было там уже этих черных деревянных стен кнайп-локалов-бэйзлов, или залов кинотеатров с боковыми проходами на балкон по лестнице от сцены, или бидермайеровых плафонов на потолках тех же кинотеатров. Так, конференц-зал Parkhotel’я «Schönbrunn» совершенно совпадал по планировке с кинотеатром «Komjaunietis», то есть «Комсомолец», вместо которого уже лет двадцать казино и все внутри иначе. Впрочем, плафон на потолке конференц-зала вполне соответствовал плафону кинотеатра «Рига», который сохранился и был даже побольше.
Словом, эти интерьеры уже редко где в Риге существовали, но когда-то они принимали участие в судьбе субстанции. Которая и принялась в Вене вспоминать себя в неосознанном варианте. Не в окончательно затвердевшем, а в таком, когда эти новые обстоятельства вызывали ощущения приятной новизны. Ну вот это что? А это осень, листья падают, туман, пахнет поздними цветами. На первый и даже пятый раз – художественное впечатление. Сладко балансируя между собой и окислом себя, еще не полностью воплотившийся, сохраняя иллюзии. А воплощенная субстанция забудет все нечеткое, если с этим не делать что-нибудь специально – вот как я теперь это делаю. Очень возможно, что она с удовольствием вспомнила бы себя не только на 50 %, а и побольше, мои интересы в этом городе соответствовали таким намерениям. Мало того, цель моего нахождения тут состояла именно в том, чтобы обслуживать ее желание вспомнить все, что захочет. Разумеется, сам факт того, что этот вопрос возник, говорил о серьезном продвижении в этой области, спасибо Вене, «центру европейского ценностного вакуума», как уже было процитировано выше из Германа Броха.
И еще вот что: тут не пахло. Для меня не пахло – я, значит, находился на территории собственного запаха. Сейчас я тут был ровно субстанцией – спасибо насморку, слизь для субстанции лучшая опора, – тем самым и попав в свою дырочку, место, в которое и следовало немедленно поместить снова обнаруженную во мне субстанцию.
Колесики шестеренок совпали и фактически слиплись, зубцы перестали быть ощутимыми, теряешь свои внешние формы – а как не потерять, когда они уже влипли в окружение, открывая дорогу к дальнейшей – не сказать, что непременно осмысленной, но какой-то иной – деятельности. Субстанция неторопливо и как-то, что ли, с осознанием того, что делает это по праву, овладевала тушкой, с которой была связана. Да, разумеется, пропал какой-то постоянный грохот с хрюканьем, тут разве что тихо пощелкивает. «Пссст» – как написано на стенке в проходном дворе, где кафе «Кандинский».
Но ведь и вожделение не имеет запаха. Точнее, стирает все прочие: коль скоро есть в тебе вожделение, ты с ним – одно и то же. Без запаха, цвета, формы и других ощущений, будто снова сделавшись в этот момент субстанцией. Или же в этой страсти она овладела тобой сейчас полностью. Кажется, производя еще и новый вариант привязки к местности, делая тебя отчасти и местным жителем. Возможно, это было вожделение будущего времени, представляющегося идеальным для Первого лица изложения: в виде тихой венской комнаты с малиновым креслом. Еще пока будущий старик в песочном пиджаке, например, с усами, подкрученными кверху, – можно было бы вожделеть такой вариант, если бы субстанция – с какой-то другой, не данной рассудочной стороны – подтвердила свою заинтересованность именно в таком варианте окончания своего присутствия в жизни.
В этой комнате было бы сложено то-то и то-то, чемоданчик, деревянная коробка, в которую вставлено много узких стеклышек с образцами чьей-то крови, а лучше – мозга. Разные нематериальные объекты, в большом количестве, но невидимые, а также – непременно главная книга, которая объясняет все. ОК, вот эту главную книгу теперь и напишем – оставив себе последующее время на спокойную жизнь до момента покупки белой комнаты с малиновым креслом.
Да, «Новая Карандашная» для Neustiftgasse дает хороший вариант: рисовать местные пейзажи и что угодно, дополняя их облачками, как в комиксах, внутри которых вставлены мысли или сетования. Это правильный тип перспективной литературы. Вот, к примеру, дом на Parkgasse, 18, и в облачке буквы: «Мы видим, что строго проведенный солипсизм совпадает с чистым реализмом». Лучше даже в оригинале: «Hier sieht man, daß der Solipsismus, streng durchgeführt, mit dem reinen Realismus zusammenfällt» (5.64), – а еще лучше бы то же самое готическим шрифтом.
