Великой тайной светится Любовь - [4]

И вновь умалишенный и влюбленный,

Он ищет только сладостное лоно,

Им наслаждаясь, забавляясь как игрушкой,

Он вскоре станет сам зверьком послушным

И также в послушанье он умрет,

Одною страстью продлевая весь народ…

XVIII

Сознавая ничтожность свою, я себя не жалею…

Я в себе ощутил неудачный опыт Творца…

И лишь радость моя, волшебный образ Психеи,

Из дев возникал, ослепляя красою лица…

Я безумствовал в жизни и в лона нежные рвался,

Будто желая свой слепок оставить земле,

Как мерцание звезд и кружение вечного вальса,

И дрожание тел в самой сладостной мгле…

Но вот век мой прошел, и вместо меня покрывало

Каменной тканью прикрыло остров надежд,

Из-за чего вдруг сияние лета пропало

И мы вышли из тел, как из самых прекрасных одежд?!…

XIX

Посвящается Публию Овидию Назону, Джонатану Свифту, Шарлю Бодлеру, Генри Миллеру, Владимиру Набокову и всем поэтам, и писателям, которые подвергались в прошлом, и подвергаются в настоящем гонениям или судилищу за свои

литературные произведения

Я нарушил сочетанье слов

И применил ненормативный корень,

Но к судилищу совсем был не готов,

Хоть мне и раньше по колено было море…

Я видел, как иные люди лгут

И говорят красиво, убивая,

Как с наслаждением устраивают суд,

Порок чужой, клеймя, изобличая…

Я на собраньях в прошлом не сидел,

Но видел массы, жаждущих возмездья —

За обнажение иных прекрасных тел —

Инквизиторы готовили сожженье…

Для всех, кто вдруг свободы захотел, —

Идеи оглашались в усмиренье,

Но, слава Богу, я остался цел

И с нежной девою в своем уединенье…

Одну Любовь лишь оценить сумел

За Тайну Вечную и страсть к перевоплощеньям…

Раз шар земной в грехах уже горел,

То и мне бы помогло его горенье…

Найти безумным соплеменникам удел —

Стирать моралью страстные мгновенья

И уклоняться от летящих в сердце стрел,

Оставаясь при себе безгрешной тенью…

Отделяя строго зерна от плевел,

Чтоб избежало общество растленья, —

Поэт вдруг превратился сразу в цель,

А мир в одно аморфное растенье…

XX

Смысл был, но что с ним стало после? —

Никто из нас поживших здесь не помнит…

Не то, чтоб мы все камнем-мохом заросли,

Мы иногда выходим из земли…

Глядим на свет, но ничего не видим,

В своем полупрозрачном прошлом виде…

А Смысл он был, раз все здесь как-то жили,

Существовали, разгорались и остыли…

Орали, просто плакали, дрались,

Мы, кажется, увидели, что жизнь —

Игра в какой-то вечный хаос,

Такая мысль однажды к нам прокралась…

Мы напились, поспорили и сникли,

В своих гробах мы к тишине уже привыкли…

Вы что-то ходите, зачем-то там идете,

На небо рветесь в призрачном полете…

Но все пройдет, и этот год, и этот род,

Придет другой непомнящий народ…

И будет также он в любви соединяться,

Провозглашая заблужденья святотатца…

Земная ось не сможет поломаться,

Но водной гладью может разливаться,

Стирая след всех наших бывших лет,

Здесь растворится под дождем любой портрет…

Любая грань из камня и бетона,

Любая строчка устаревшего закона,

Любое счастье замершего лона,

Любого крика, просто полутона…

Полифония бешеных приветствий

Рождает век сплошных несоответствий…

Был ты иль я, не все ль равно, кто был?! —

Ты смысл забыл, и я его забыл…

И океан за нами грязь собою смыл,

Чтоб нарождался кто-то, набираясь сил…

Смысл будет, был, что будет после, —

Мы все приходим к Смыслу просто в гости…

Прикидываем часто, – что к чему,

Прикладываясь к вечному письму,

Мы пишем, это нас еще бодрит,

Ведь мы в письме теряем всякий стыд…

Воображаем даже то, что и не знаем,

Бежим куда угодно, словно к раю…

А на краю невидимой вершины

Нас ждет Творец без видимой причины…

Мы чувствуем, что это Он один

Мгновения и судеб господин…

Стирает нас как числа на бумаге,

А мы все рвемся и в неистовой отваге…

Пытаемся прорваться через Космос,

К месту, где нет старого погоста,

Где все бессмертны, счастливы спокойно,

Имеют Смысл прожить себя достойно…

Переплавляясь, просто исчезая,

Своей Любовью Вечность украшая…

XXI

Я ничего как будто не хотел,

Хотя душа моя жила, стеная,

Привлеченная дыханьем страстных тел,

Она томилась как безумная Даная,

Истерзана огнем лукавых стрел,

Брела вслепую грусть моя земная,

И я не мог сдержать в руках всех дел,

Мне существом своим открылась даль иная…

Я видел, что живу совсем не так,

Как я хотел, иль как хотело тело,

Моя душа меня совсем не грела,

Но с удивлением разглядывая мрак,

И во Вселенной ощущая ее жерло,

Я в лоне страстном оказавшись наг,

Вдруг делал все, чтоб блажь моя кипела,

И рассудку уже был я злейший враг…

Кто привязал меня к объятию и к лону,

Кто растворил собою мысль мою,

Кто вожделением с томленьем изможденным

Меня впустил в скучающую тьму?!…

Я рисовал убранство юных женщин,

Я в них пускал животворящий сок,

Облюбовав пыланьем сеть незримых трещин,

Я Землю убаюкал словно Бог…

Но к старости очнувшись пред метелью

И разглядев преданья бывших стран,

И не сумев найти мелодии свирелью,

Я был пронзен печалью горьких ран…

Я здесь лежал изломанным побегом,

Коснувшись памятью ночующих небес,

Был убелен уже опавшим снегом,

Хоть и дрожал во мне умалишенный бес…

Под пыткой мыслей повторяющих движенья

И сладость юных любопытных уст,

Я лишь на миг вернулся в прошлое сожженье,

Ибо большой частью был прожит и пуст…

И словно памятник отбросивший забвенье,

Я жил тобой навеки излечась,